Онлайн книга «Сволочь ненаглядная»
|
– В принципе можно – мгновенную операцию, дело решают минуты, но, как правило, такое удается, если казус произошел в присутствии доктора, ну, во время обхода или осмотра. А так человек просто перестает дышать, и соседи по палате думают, что он спит. Ваша племянница страдала тромбофлебитом, муж говорил, постоянно жаловалась на судороги в ногах… Печально, конечно, двадцать пять лет – не возраст для смерти, но, поверьте, никто не виноват, судьба! – Ничего себе! – пришла я в полное негодование – Судьба! Да у вас просто отвратительные условия! В 213-й палате безумное количество больных! Роман Яковлевич внимательно глянул на меня. – Кто сказал, что Звягинцева лежала в 213-й палате? – В справочной, – быстро нашлась я. – Перепутали. Ее место было в 213-й «а», это платное отделение, и, поверьте, условия – лучше не найти. Для вашей племянницы сделали все. – Так уж и все, – фыркнула я. – надо было в Склифе оставить или в ЦИТО перевести… – Но Звягинцевой ведь требовалось психиатрическое наблюдение, а сделать подобное ни в Склифосовском, ни в НИИ травматологии нельзя, только у нас имеется специальное отделение, одно на всю Москву. Таких больных в психиатрическую клинику не кладут, там не умеют за травмой ухаживать! – При чем тут психиатрия? – не поняла я. Минаев моментально захлопнул рот, потом процедил: – Хороша же вы тетя. Разговор закончен! – Но… – Никаких «но», и вообще, предъявите паспорт! Пришлось спешно отступать, бормоча под нос: – Оставила дома. Перед тем как покинуть больницу, я отловила медсестру и поинтересовалась: – Где палата 213 «а»? – В платном отделении, на пятом этаже. Да, там открылась иная картина. Ковровые дорожки, телевизоры, ласковый персонал, комнаты на одного, и никакого запаха мочи и щей… Но и медсестры, и нянечки, сверкая улыбками, категорически отказались рассказывать о Насте. – Сведения о больных только у лечащего врача, – в голос твердили они. Я медленно побрела от больницы к метро. Какие-то смутные, неприятные мысли копошились в голове. Кончина молодой и, в общем, достаточно здоровой женщины выглядела более чем странно. Я провела в палате возле Юли десять дней, приходила утром, уходила вечером и не помню, чтобы Настя жаловалась на судороги. Конечно, у нее отчаянно болело травмированное бедро, она говорила, что тяжело спать в одной позе, на спине, просила вытряхнуть скопившиеся на простыне крошки, поправить подушки. Частенько мучилась головной болью, но судороги? Не слышала ни разу. И потом, пару раз, не найдя нянечку, я подавала ей судно. Настенька лежала в коротенькой рубашечке до пупа, и хорошенькие стройные, длинные ножки оказывались на виду, когда откидывалось одеяло. Конечно, правая, сломанная, нога выглядела не лучшим образом, распухшая и больная, но никаких уродливо выступающих вен и синих «узлов» я не заметила. И потом, какое нелепое поведение родственников! Может, у них обоих шок от происшедшего, и муж, и свекровь не понимают, что говорят? Не хотели сообщить о кончине Насти постороннему человеку? Почему? Это секрет? И что лежит в банковской ячейке? Потолкавшись бесцельно между аптечным киоском и газетным ларьком, я приняла решение и отправилась в «Мапо-банк». Все-таки странное название для финансового учреждения, напоминает «Маппет-шоу», но с виду здание выглядело солидно. Небольшой дом, выкрашенный розовой краской, вход во двор закрывает калитка. Я ткнула пальцем в кнопку. – Изложите цель визита, – прогремел из динамика металлический голос. Очень забавно. Найдется ли в целом свете хоть один налетчик, честно отвечающий на подобный вопрос: – Хочу ограбить ваше деньгохранилище. С языка уже был готов сорваться этот ответ, но я взяла себя в руки и сухо сообщила: – Я здесь абонировала ячейку. Замок щелкнул, ажурная калитка отворилась, я пересекла крохотный дворик и вошла внутрь. В холле маялся чудовищно толстый охранник. Интересно, как подобному экземпляру удалось устроиться на работу секьюрити? Да он и двух шагов не пробежит, задохнется. Впрочем, вдруг он метко стреляет, с двух рук, по-македонски. Ничего не подозревавший о моих мыслях мужик велел: – Посидите, сейчас придут. Спустя минут пять вышел стройный парень в безукоризненном костюме и с папкой в руках и спросил: – Вы в ячейку? Я кивнула, и мы пошли налево. В небольшой комнате в стене были сделаны железные ящики. – Номер? – спросил служащий. Я растерялась. – Не помню. – Не беда, – успокоил парень, – покажите ключик. Ага, пятьдесят вторая. Он раскрыл папку и вытащил какой-то листок. – Что это? – не утерпела я. – Договор об абонировании ячейки. – Зачем? Клерк глянул на меня и спокойно пояснил: – Сейчас проверим, кто имеет доступ к содержимому. – Разве ключа не достаточно? – Нет. Впрочем… – Что? – В договоре указано – доступ имеет Звягинцева Анастасия Валентиновна или любой человек, имеющий ключ. Странно, как правило, так не делают, но такова воля клиента, и я не имею права чинить препятствий. Открывайте, проверяйте содержимое, потом позовете меня, я подожду в приемной. И он быстро вышел. Я отыскала дверку с цифрой «52», ключик легко повернулся в скважине, открылась небольшая темная ниша. В глубине белела коробочка. Я вытащила на свет картонку, оказавшуюся упаковкой от тонометра, открыла и ахнула. Вся внутренность была забита стодолларовыми бумажками, внизу, под купюрами, оказался конверт. Четким, ясным почерком, без всяких кренделей и завитушек был написан адрес: улица Мирославская, дом восемнадцать, Рагозину Николаю Федоровичу. |