Онлайн книга «Сволочь ненаглядная»
|
– Простите, я не знала, в справочном окошке никого… – То-то и оно, – вздохнула санитарка, шлепая грязной тряпкой по вонючему линолеуму, – ты пойдешь работать за триста рублей в месяц? За три сотни целый день разговаривать с родственниками больных? – Никогда. – Вот поэтому и в окошке пусто, – ответила нянька и неожиданно подобрела: – Ступай на черную лестницу, девки там курят небось! – Где это? – Там! – ткнула баба пальцем в дверь с табличкой «Не входить. Служебные, очень злые собаки». Заметив мои колебания, она прибавила: – Иди, иди, не бойся, бумажку повесили, чтоб больные не шлялись, а то везде пролезут, покоя не дадут, ироды эфиопские. Недоумевая, при чем тут Эфиопия, я толкнула дверь и оказалась на маленькой и узкой лестничной площадке. Возле грязного, давно не мытого окна, на подоконнике сидели две девчонки в голубых хирургических пижамах. Между ними стояла набитая окурками железная банка из-под «Нескафе». Девицы были похожи на позитив и негатив. Одна беленькая, румяная, голубоглазая, словно недавно выпеченная булочка, пухлая и аппетитная. Другая – смуглая, черноволосая, с ярким ртом и глазами-маслинами, скорей ржаной сухарик, если продолжать кулинарные сравнения. – Что надо? – окрысилась «булочка». – На секунду отошли. – Обезболивающие только по распоряжению врача, – быстро добавила «сухарик». – Нет, нет, – поспешила я их успокоить, – ничего не надо. Скажите только, в какой палате Звягинцева… – Ты помнишь? – спросила беленькая. Черненькая пожала плечами. – Сейчас докурим и посмотрим. Процесс курения растянулся на полчаса, я маялась в коридоре, лихорадочно соображая, какой табак может куриться так долго. Гаванская сигара толщиной в ногу? Кальян? Наконец девчонки выпорхнули, и беленькая смилостивилась: – Пошли. Следующие минут десять она разглядывала какие-то списки и наконец произнесла: – Звягинцева Анастасия Валентиновна, 1975 года рождения? Я не знала отчества Насти, но все остальное совпадало. – Да. – Она умерла, – равнодушно обронила медсестра. От изумления я чуть не упала. – Как? – Подробности у лечащего врача, – поскучнела девица. – Что же случилось? – недоумевала я, – конечно, перелом шейки бедра дело неприятное, но ведь не смертельное… – Ничего не знаю, – отрезала девчонка, – вот придет с конференции Роман Яковлевич и расскажет. – Кто? – Минаев Роман Яковлевич, ее лечащий врач, – пояснила собеседница. – А когда… – Все у Минаева. – Когда она умерла? – Позавчера. – Господи, – подскочила я на месте, – почему же родственникам не сообщили? – Вы чего, тетя? – вызверилась «булочка». – Очень даже сообщили. Нам трупы не нужны. Приезжали и свекровь, и муж, супруг даже в обморок упал. Отказываясь что-либо понимать, я принялась мерить шагами коридор. Наконец вдали послышались голоса, и появилась группа людей в голубых, зеленых и белых костюмах. – Роман Яковлевич, – позвала я. Молоденький парень в больших очках притормозил на бегу и спросил: – Вы ко мне? – Да. – Слушаю. – Я относительно Звягинцевой. Крупные, оттопыренные уши очкарика вспыхнули огнем, и он пробормотал, опуская глаза: – Пойдемте в ординаторскую В довольно большой комнате на письменном столе мирно лежали остатки завтрака. Несколько ломтиков колбасы, наломанный батон и пакетик «Липтон». – Звягинцева скончалась, – со вздохом сообщил парень, опускаясь на стул. Лицо доктора было совсем молодым, больше двадцати ни за что не дашь. Но раз работает в больнице, наверное, закончил институт. – Мне уже сказали, – ответила я, – хотелось бы знать, отчего. – Кто вы, собственно говоря, такая? – выпустил когти Минаев. – Тетя Насти. – Все объяснения даны мужу, – сухо пояснил врач, – у него и спрашивайте. Я уставилась на «Гиппократа» в упор. Надо же, небось только начал практиковать, а уж освоил повадки стаи. Но откуда молодому нахалу знать, что моя лучшая и единственная подруга – хирург? Так вот Катюша не раз говорила: – В больнице главное – не пускать дело на самотек. Уложили в палату и успокоились, дескать, врачи сами все необходимое сделают. Нет, не сделают; надо проявлять бдительность, не стесняться спрашивать названия лекарств, требовать консультаций профессора, следить, как выполняют назначения медсестры. К сожалению, сейчас много недобросовестных работников. Если у больного скандальные родственники, побоятся связываться. Они с жалобами побегут, потом по комиссиям затаскают, еще в суд подадут… Вздохнув поглубже, я процедила: – Вот что, любезнейший, извольте дать исчерпывающий ответ на вопрос. Иначе, посмотрев на здешние порядки, я отправлюсь в Минздрав, а следом в суд. Пусть проведут служебное расследование, назначат комиссию да проверят, как вы, с позволения сказать, лечили мою несчастную племянницу, здоровую во всех смыслах, не считая сломанной ноги. Уши врача превратились в факелы, и он забормотал: – Ничьей вины тут нет, иногда случается подобное, в частности, у лежачих больных… – Что это было? – Тромбоэмболия легочной артерии. – Что? – не удержалась я. Но Минаев не знал о кончине Ирочки, поэтому решил, что слушательница просто не поняла мудреный термин, и пустился в объяснения: – С каждым может приключиться, в особенности если варикоз наблюдается или свертываемость крови повышена. Правда, у молодых женщин это бывает реже, чаще после климакса. Сгусток крови оторвался и закупорил сосуд. – И ничего нельзя было поделать? Минаев напрягся. |