
Онлайн книга «Маникюр для покойника»
Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под ее подбородком, на густую сеть мелких «гусиных лапок» возле умело накрашенных глаз и вздохнула. Да, тетке никак не меньше шестидесяти. Хотя милая Вика и хочет казаться тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер. Обтягивающий розовый свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат две худые ноги в черных колготках. Небось из-за варикоза не может носить чулки телесного цвета. – Кто это? – шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную. – Семейное несчастье, – вздохнула девушка, – тайфун «Виктория». Первая свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется. Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться. – А почему не сказала, что я домработница? – Что ты, – замахала руками Юля, – до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется. Из ванной тем временем донеслось: – Дайте чистое полотенце, а то тряпкой, висящей тут, противно вытирать руки! Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная дама может хоть кого-то постесняться. Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне, слушая безостановочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Юле досталась красная кофточка-лапша, слегка застиранная и бесформенная. – Отличная, супермодная вещь, – объяснила добрая гостья, – теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко, и носи на здоровье. Сережке вручили стограммовую плитку шоколада. – Наша фабрика делает, Колабинская, – пояснила Виктория, – экологически чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти «Сникерсы» отравленные. Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую плиточку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок на мелкие части и предложил: – Угощайтесь! Виктория моментально схватила пару квадратиков и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый, разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и «циркач» глядел на мир одним глазом. – Бери, деточка, играй на здоровье, – протянула она кусок резины Кирюшке. Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал: – Спасибо, бабушка! – Какая я тебе бабушка, – возмутилась Виктория, – додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать! Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку. – Отойди сейчас же! – закричала Виктория. – Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех, настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать! – Может, не стоит ребенку антиквариат давать, – влезла Юля, – давайте в стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет! Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула: – Ладно, теперь о моих планах. Слова лились потоком. Она хотела объехать магазины и купить новую шубу, шапку, сапоги, парочку костюмов, несколько юбок, брюки, кой-чего из косметики и парфюмерии… Наконец Юля откровенно зевнула: – Нам завтра рано на работу. – А мне в школу, – быстренько добавил Кирка. Все понятно, не хочет оставаться наедине с любимой бабулей. Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час мы обустраивали комнату для гостьи. Сначала вытащили палас. – У меня аллергия на пыль, – злилась Виктория. – Слава богу, не в первый раз приезжаю, можно запомнить и не селить в помещении с вонючей синтетикой на полу. Потом пришлось спешно затыкать ватой щели в окне. Пока я орудовала ножом, Юля наглаживала постельное белье. – Не могу же я лечь на измятые простыни, – шумела Виктория, – просто отвратительно, какие вы неряхи! Сережка молча тыкал мокрой шваброй по углам, сохраняя полнейшее спокойствие. Потом понадобился ночник, стакан с водой, обязательно минеральной, без газа. Такой в доме не нашлось, и пришлось Сережке около полуночи нестись в ларек. Словом, успокоились поздно, а утром встали невыспавшиеся и злые. Дети разбежались кто в школу, кто на работу. Привередливая гостья мирно спала, очевидно, утомилась вчера или привыкла пробуждаться не раньше одиннадцати. Я налила чашечку кофе и села у стола. Так, возьмем листок бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я узнала, но так и не добралась до истины. И где только Костя мог спрятать бумаги? Небось страшно ценная вещь, раз его из-за них убили. Может, они преспокойненько лежат у Яны? Но этого сейчас не узнать. Только что милый девичий голос сообщил, что больная Михайлова все еще находится в реанимации, и по тому, как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно, стало хуже. У Нины Никитиной дома никто не снимал трубку, а в парикмахерской мне сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и никто не собирался нападать на девушку. Собственно говоря, в руках у меня были только тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя отдал Славе? И еще интересно, что случилось на квартире у Лены Литвиновой, костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста это. Вдруг она меня обманула и, расставшись с Костиком, осталась с ним, как, впрочем, и остальные, в хороших отношениях. Может, документы все-таки у нее? Конечно, я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову. У Славы на телефоне работал автоответчик. Бодрый женский голос отбарабанил стандартный текст: «Вы позвонили в квартиру Катукова, сейчас никто не может подойти к телефону, оставьте сообщение после гудка». Я послушала шорох, треск, легкое попискивание и положила трубку. Подожду вечера, а сейчас съезжу домой к Лене Литвиновой и попробую еще раз «допросить» даму. Жила Лена на краю света, наверное, в этом районе уже не московское время. Город кончился, автобус выехал на Кольцевую дорогу и бодро покатил вперед. Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и понеслась по шоссе. По обе стороны асфальтовой ленты высились деревья. Внезапно ели расступились, и впереди появился каскад блочных домов, унылый и малопривлекательный. |