Книга Мой генерал, страница 68 – Татьяна Устинова

Тучков шумно отхлебнул чай, развернул конфетку и кинул себе за щеку. Щека оттопырилась.

— Да и вообще у него не должно быть никакого пистолета! — вдруг сказал он с громкой и шепелявой от конфеты за щекой досадой.

— Почему?!

— Потому что на переднем сиденье его машины лежал кусок трубы в газете. Помнишь?

Марина смотрела на него во все глаза.

— Какой еще кусок трубы? При чем тут труба?

— Маруся, когда я еду ночью, да еще так далеко, я «ствол» всегда кладу на соседнее кресло.

— Что ты кладешь на кресло?!

— «Ствол». Ночью на дороге может быть все, что угодно. У Павлика довольно дорогая машина, хоть и не новая. Он ехал из Москвы ночью, и на соседнем сиденье у него лежал кусок трубы, завернутый в газету. Просто так, на всякий случай, если придется дать кому-нибудь по голове. Однако пистолет в этом смысле гораздо надежнее. Кроме того, пистолетом можно напугать. Даже стрелять не обязательно. Чтобы разогнать какую-нибудь не в меру резвую гопоту, его достаточно просто вытащить. Тем не менее у него лежала именно труба. Зачем ему труба, если у него есть пистолет?

Федор долил себе чаю, откинулся на спинку дивана и сложил руки на животе.

— Выходит, или у него не было пистолета, и появился только здесь, или он почему-то решил гопоту пугать трубой, а тебя пистолетом. Опять ерунда. Есть еще тысяча мелких деталей, и я не понимаю, как можно их сложить.

— Сложить?

— Ну да. О чем говорили Юля с Сережей, когда ты упала на дорожке?

— Они говорили, что не думали, что его так быстро найдут, — добросовестно напомнила Марина.

— Ну да. О чем шла речь? О том, что мама с папой не вовремя нашли новогодний подарок, или о трупе? С кем ссорилась Вероника? С кем встречалась ночью в кустах под нашими балконами? Почему пришла на корт в мокрых кроссовках и десять раз повторила нам, что только что поднялась с постели? Зачем она имитировала совершенно дурацкий звонок? Зачем Элеонора паслась возле корта с корзиной? Что именно почудилось Оленьке, когда она встретила потерпевшего в магазине? Почему все время врет бабуся Логвинова? Что Геннадий Иванович делал в кустах, когда мы его засекли? О чем рыдала Галя? Почему Вадим не пошел в милицию, а поехал на лошадке и оставил Галю рыдать?

— Они еще, помнишь, говорили, что теперь его жена все узнает, потому что это «она».

— Помню.

— А железка? Лошадь? Коробок спичек, помнишь, ты нашел?

Федор Федорович помолчал непродолжительное время.

— Нужно разделить все детали на какие-нибудь относительно равные части. Я пока этого сделать не могу. Не понимаю, как.

— Тоже мне, Штирлиц, штандартенфюрер! — не удержалась Марина. Он и ухом не повел.

— Что касается лошади, то я попробую проверить… наши предположения. Это несложно.

— Я с тобой.

Он покосился на нее:

— А надо?

— Да, — твердо сказала она и решительно поставила на стол свою чашку. — Надо. Или со мной, или никак.

Он развеселился:

— Что значит никак? Ты меня не пустишь?

Да. Это очень глупо. Не пустить она его не может, и вообще у нее нет никакой возможности… воздействия.

— Это мое «приключение», — сказала Марина мрачно. — Ты и так у меня все украл. Я же не знала, что ты генерал.

— При чем тут мое… звание?

Она промолчала. Объясняться ей не хотелось.

Знай она, что он генерал, ей и в голову бы не пришло привлекать его к своему «приключению»! Она-то была уверена, что он обыкновенный кретин, который ищет отпускных развлечений и волочится за ней от нечего делать, просто потому что она самой первой попалась ему на глаза вместе со своей шляпой из дивной итальянской соломки.

— Ладно, — вдруг решительно сказал Федор Федорович. — Пошли. Только тебе нужно одеться, очень холодно и сыро. У тебя есть свитер или дать тебе свой?

Марина подтвердила — да, есть — и выразила немедленную готовность мчаться за ним в свой номер.

— Я с тобой, — заявил Федор.

Ему не хотелось с ней расставаться и приятно было время от времени думать, что всю грядущую ночь она проведет у него под боком и он станет делать с ней все, что ему заблагорассудится.

В своей спальне она быстренько нацепила черную майку — любимую! — и почти новые черные джинсы и выдернула с полки свитер. За стеной, в ее гостиной, был Федор Тучков, она чувствовала его присутствие, как будто он смотрел на нее.

Когда со свитером в руке она повернулась к двери, оказалось, что это так и есть.

Он стоял в дверях и смотрел на нее.

— Ты что? — пискнула она и стремительно и густо покраснела. — С ума сошел?

На это он ничего не ответил, зато спросил, как вежливый муж после нескольких часов ожидания, покуда любимая «чистила перышки»:

— Ты готова?

— Я?

— Ты.

— Я готова, — призналась Марина и покраснела еще пуще.

— Тогда пошли.

И они пошли.

На этот раз Федор решил, что они выйдут через отдельную дверь корпуса «люкс», и Марина не стала уточнять, почему не через главную.

Дождь почти перестал, но так похолодало, что изо рта, как у лошади на морозе, валил влажный пар.

— Налево, — сзади сказал Федор Тучков, как только они выбрались на улицу. — Конюшни в той стороне.

— Рядом с прудом? — уточнила Марина, которой на пруд совсем не хотелось.

— Нет, дальше. На самой границе леса.

— Откуда ты знаешь?

— Я туда ходил.

— Зачем?

— Изучал местность.

— Мы будем отступать в горы? — храбро спросила Марина. — Ты дашь мне «парабеллум»?

Никого не было в мокром лесу, даже птицы попрятались от дождя. Налетающий время от времени ветер стряхивал на голову и за шиворот тяжелые капли. Одна попала Марине на нос, она утерлась рукавом и поморщилась.

За деревьями с правой стороны показался пруд, сморщенный от ветра, как будто взъерошенный, неприглядный, с железной гнилой водой.