Онлайн книга «Заповедник»
|
– При чем тут Гете? – спросила Марианна. – И при чем тут Ренессанс? – Ни при чем! – окончательно взбесился я. – Гете совершенно ни при чем! А Ренессансом звали лошадь Дон Кихота. Который тоже ни при чем! И я тут, очевидно, ни при чем!.. – Успокойтесь, – прошептала Марианна, – какой вы нервный… Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?..» – Любить публично – скотство! – заорал я. – Есть особый термин в сексопатологии… Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его. – Вы-то сами любили кого-нибудь? Когда-нибудь?!.. Не стоило этого говорить. Сейчас она зарыдает и крикнет: «Мне тридцать четыре года, и я – одинокая девушка!..» – Пушкин – наша гордость! – выговорила она. – Это не только великий поэт, но и великий гражданин… По-видимому, это и был заведомо готовый ответ на ее дурацкий вопрос. Только и всего, думаю? – Ознакомьтесь с методичкой. А вот – список книг. Они имеются в читальном зале. И доложите Галине Александровне, что собеседование прошло успешно… Мне стало неловко. – Спасибо, – говорю, – простите, что был невоздержан. Я свернул методичку и положил в карман. – Аккуратнее, у нас всего три экземпляра. Я вытащил методичку и попытался ее разгладить. – И еще, – Марианна понизила голос, – вы спросили о любви… – Это вы спросили о любви. – Нет, это вы спросили о любви… Насколько я понимаю, вас интересует, замужем ли я? Так вот, я – замужем! – Вы лишили меня последней надежды, – сказал я уходя. В коридоре Галина познакомила меня с экскурсоводом Натэллой. Снова – неожиданная вспышка заинтересованности: – Будете у нас работать? – Попытаюсь. – Сигареты у вас есть? Мы вышли на крыльцо. Натэлла приехала из Москвы, движимая романтическими, вернее – авантюрными целями. По образованию – инженер-физик, работает школьной учительницей. Решила провести здесь трехмесячный отпуск. Жалеет, что приехала. В заповеднике – толчея. Экскурсоводы и методисты – психи. Туристы – свиньи и невежды. Все обожают Пушкина. И свою любовь к Пушкину. И любовь к своей любви. Единственный порядочный человек – Марков… – Кто такой Марков? – Фотограф. Законченный пропойца. Я вас познакомлю. Он научил меня пить «Агдам». Это нечто фантастическое! Он и вас научит… – Премного благодарен. Но боюсь, что в этом деле я и сам – профессор. – Давайте как-нибудь поддадим! Прямо на лоне… – Условились. – А вы человек опасный. – То есть? – Я это сразу почувствовала. Вы жутко опасный человек. – В нетрезвом состоянии? – Я говорю не о том. – Не понял. – Полюбить такого, как вы, – опасно. И Натэлла почти болезненно толкнула меня коленом… Господи, думаю, здесь все ненормальные. Даже те, которые считают ненормальными всех остальных… – Выпейте «Агдама», – говорю, – и успокойтесь. Я хочу отдохнуть и поработать. Опасности для вас не представляю… – Это мы еще посмотрим, – истерически расхохоталась Натэлла. Затем она кокетливо взмахнула холщовым мешком с изображением Джеймса Бонда и удалилась. Я направился в Сосново. Дорога тянулась к вершине холма, огибая унылое поле. По краям его бесформенными грудами темнели валуны. Слева зиял поросший кустами овраг. Спускаясь под гору, я увидел несколько изб, окруженных березами. В стороне бродили одноцветные коровы, плоские, как театральные декорации. Грязные овцы с декадентскими физиономиями вяло щипали траву. Над крышами летали галки. Я шел по деревне, надеясь кого-то встретить. Некрашеные серые дома выглядели убого. Колья покосившихся изгородей были увенчаны глиняными сосудами. В накрытых полиэтиленом загонах суетились цыплята. Нервной мультипликационной походкой выступали куры. Звонко тявкали лохматые приземистые собаки. Я пересек деревню, вернулся. Помедлил возле одного из домов. Хлопнула дверь, и на крыльце появился мужчина в застиранной железнодорожной гимнастерке. Я поинтересовался, как найти Сорокина. – Толик меня зовут, – сказал он. Я представился и еще раз объяснил, что мне нужен Сорокин. – А где он живет? – спросил Толик. – В деревне Сосново. – Так это Сосново и есть. – Я знаю. Как же мне его найти? – Тимоху, что ли, Сорокина? – Его зовут Михал Иваныч. – Тимоха помер год назад. Замерз поддавши… – Мне бы Сорокина разыскать. – Видно, мало поддал. А то бы выжил… – Мне бы Сорокина… – Не Мишку случайно? – Его зовут Михал Иваныч. – Так это Мишка и есть. Долихи зять. Знаете Долиху, криво повязанную? – Я приезжий. – Не с Опочки? – Из Ленинграда. – А, знаю, слышал… – Так как бы Михал Иваныча разыскать? – Мишку-то? – Вот именно. Толик откровенно и деловито помочился с крыльца, Затем приоткрыл дверь и скомандовал: – Але! Раздолбай Иваныч! К тебе пришли. И, подмигнув, добавил: – С милиции, за алиментами… Тотчас высунулась багровая рожа, щедро украшенная синими глазами: – Это… Кому?.. Вы насчет ружья? – Мне говорили, у вас сдается комната. На лице Михал Иваныча выразилось сильнейшее замешательство. Впоследствии я убедился, что это – его обычная реакция на любое, самое безобидное заявление. – Комнату?.. Это… Зачем? – Я работаю в заповеднике. Хочу снять комнату. Временно. До осени. Есть у вас лишняя комната? – Дом-то маткин. На мать записан. А матка во Пскове. У ей ноги распухши… – То есть, вы комнату не сдаете? – Прошлый год евреи жили. Худого не скажу, люди культурные… Ни тебе политуры, ни одеколона… А только – белое, красное и пиво… Лично я евреев уважаю. – Они Христа распяли, – вмешался Толик. – Так это когда было! – закричал Михал Иваныч. – Это еще до революции было… – Комнату, – говорю, – сдаете или нет? – Проводи человека, – распорядился Толик, застегивая ширинку. Мы шли втроем по деревенской улице. У изгороди стояла тетка в мужском пиджаке с орденом Красной Звезды на лацкане. |