Онлайн книга «Зона»
|
— Знаю я ваших артистов. Им лишь бы на троих сообразить… Около шести я сидел в ленинской комнате. Через минуту явился Хуриев с портфелем. — А где личный состав? — Придут, — говорю. — Наверное, в столовой задержались. Тут зашли Геша и Цуриков. Цурикова я знал по работе на отдельной точке. Это был мрачный, исхудавший зек с отвратительной привычкой чесаться. Геша работал в санчасти — шнырем. Убирал помещение, ходил за больными. Крал для паханов таблетки, витамины и лекарства на спирту. Ходил он, чуть заметно приплясывая. Повинуясь какому-то неуловимому ритму. Паханы в жилой зоне гоняли его от костра… — Ровно шесть, — выговорил Цуриков и, не сгибаясь, почесал колено. Геша сооружал козью ножку. Появился Гурин, без робы, в застиранной нижней сорочке. — Жара, — сказал он, — чистый Ташкент… И вообще не зона, а Дом культуры. Солдаты на «вы» обращаются. И пайка клевая… Неужели здесь бывают побеги? — Бегут, — ответил Хуриев. — Сюда или отсюда? — Отсюда, — без улыбки реагировал замполит. — А я думал, с воли — на кичу. Или прямо с капиталистических джунглей. — Пошутили, и хватит, — сказал Хуриев. Тут появилась Лебедева в облаке дешевой косметики и с шестимесячной завивкой. Она была вольная, но с лагерными манерами и приблатненной речью. Вообще административно-хозяйственные работники через месяц становились похожими на заключенных. Даже наемные инженеры тянули по фене. Не говоря о солдатах… — Приступим, — сказал замполит. Артисты достали из карманов мятые листки. — Роли должны быть выучены к среде. Затем Хуриев поднял руку: — Довожу основную мысль. Центральная линия пьесы — борьба между чувством и долгом. Товарищ Дзержинский, пренебрегая недугом, отдает всего себя революции. Товарищ Ленин настоятельно рекомендует ему поехать в отпуск. Дзержинский категорически отказывается. Параллельно развивается линия Тимофея. Животное чувство к Полине временно заслоняет от него мировую революцию. Полина — типичная выразительница мелкобуржуазных настроений… — Типа фарцовщицы? — громко спросила Лебедева. — Не перебивайте… Ее идеал — мещанское благополучие. Тимофей переживает конфликт между чувством и долгом. Личный пример Дзержинского оказывает на юношу сильное моральное воздействие. В результате чувство долга побеждает… Надеюсь, все ясно? Приступим. Итак, Дзержинский за работой… Цуриков, садитесь по левую руку… Заходит Владимир Ильич. В руках у него чемодан… Чемодана пока нет, используем футляр от гармошки. Держите… Итак, заходит Ленин. Начали! Гурин ухмыльнулся и бодро произнес: — Здрасьте, Феликс Эдмундович! (Он выговорил по-ленински — «здгасьте».) Цуриков почесал шею и хмуро ответил: — Здравствуйте. — Больше уважения, — подсказал замполит. — Здравствуйте, — чуть громче произнес Цуриков. — Знаете, Феликс Эдмундович, что у меня в руках? — Чемодан, Владимир Ильич. — А для чего он, вы знаете? — Отставить! — крикнул замполит. — Тут говорится: «Ленин с хитринкой». Где же хитринка? Не вижу… — Будет, — заверил Гурин. Он вытянул руку с футляром и нагло подмигнул Дзержинскому. — Отлично, — сказал Хуриев, — продолжайте. «А для чего он, вы знаете?» — А для чего он, вы знаете? — Понятия не имею, — сказал Цуриков. — Без хамства, — снова вмешался замполит, — помягче. Перед вами — сам Ленин. Вождь мирового пролетариата… — Понятия не имею, — все так же хмуро сказал Цуриков. — Уже лучше. Продолжайте. Гурин снова подмигнул, еще развязнее. — Чемоданчик для вас, Феликс Эдмундович. Чтобы вы, батенька, срочно поехали отдыхать. Цуриков без усилий почесал лопатку. — Не могу, Владимир Ильич, контрреволюция повсюду. Меньшевики, эсеры, буржуазные лазунчики… — Лазутчики, — поправил Хуриев, — дальше. — Ваше здоровье, Феликс Эдмундович, принадлежит революции. Мы с товарищами посовещались и решили — вы должны отдохнуть. Говорю вам это как предсовнаркома… Тут неожиданно раздался женский вопль. Лебедева рыдала, уронив голову на скатерть. — В чем дело? — нервно спросил замполит. — Феликса жалко, — пояснила Тамара, — худой он, как глист. — Дистрофики как раз живучие, — неприязненно высказался Геша. — Перерыв, — объявил Хуриев. Затем он повернулся ко мне: — Ну как? По-моему, главное схвачено? — Ой, — воскликнула Лебедева, — до чего жизненно! Как в сказке… Цуриков истово почесал живот. При этом взгляд его затуманился. Геша изучал карту побегов. Это считалось подозрительным, хотя карта висела открыто. Гурин разглядывал спортивные кубки. — Продолжим, — сказал Хуриев. Артисты потушили сигареты. — На очереди Тимофей и Полина. Сцена в приемной ЧК. Тимофей дежурит у коммутатора. Входит Полина. Начали! Геша сел на табуретку и задумался. Лебедева шагнула к нему, обмахиваясь розовым платочком: — Тимоша! А, Тимоша! Тимофей: — Зачем пришла? Или дома что неладно? — Не могу я без тебя, голубь сизокрылый… Тимофей: — Иди домой, Поля. Тут ведь не изба-читальня. Лебедева сжала виски кулаками, издав тяжелый пронзительный рев: — Чужая я тебе, немилая… Загубил ты мои лучшие годы… Бросил ты меня одну, как во поле рябину… Лебедева с трудом подавляла рыдания. Глаза ее покраснели. Тушь стекала по мокрым щекам… Тимофей, наоборот, держался почти глумливо. — Такая уж работа, — цедил он. — Уехать бы на край земли! — выла Полина. — К Врангелю, что ли? — настораживался Геша. — Отлично, — повторял Хуриев. — Лебедева, не выпячивайте зад. Чмыхалов, не заслоняйте героиню. (Так я узнал Гешину фамилию — Чмыхалов.) Поехали… Входит Дзержинский… А, молодое поколение?!.. |