Книга Гений, страница 38 – Джесси Келлерман

— А что теперь будет?

— В смысле?

— С тем делом. Спасибо.

Он снова выпил, я снова вылил виски на ковер.

— Отличная штука.

— Вы будете продолжать им заниматься?

Сото тупо посмотрел на меня:

— Чем?

— Делом.

— А чем там заниматься?

— Там еще много чего надо сделать. Я обещал Энни составить список тех, кто побывал в квартире, но мне пока не удалось связаться с комендантом дома, он, наверное, в отпуске. Я хотел сам туда наведаться на этой неделе. Еще нам с ней надо съездить на склад, потому что, когда придут результаты из лаборатории…

Я говорил, а Сото смотрел в сторону, поверх моего плеча. Компания полицейских за моей спиной шумно выпивала, звучали тосты. Сото угрожающе сказал:

— Извините, я сейчас…

Я пошел с ним и присоединился к веселой компании. Джерри Гордан разошелся не на шутку. Приглядевшись, я понял, почему он решил отрастить такие пышные усы: на верхней губе у него было большое родимое пятно. Щеки Джерри зарумянились, он вспотел и с энтузиазмом рассказывал всем вокруг про их с Макгретом веселые деньки. Остальные ухмылялись.

— Скажи-ка, Джерри, вы ведь с Ли были не разлей вода?

— Это точно.

— Один за всех, все за одного?

Фараоны захихикали. Гордан, похоже, ничего не замечал.

— Отличный он был парень, этот засранец.

— Джерри, как думаешь, а честный он был? — спросил Сото.

— А то. Сам знаешь.

— Я хочу, чтобы ты это сказал: Ли Макгрет был честным человеком.

— Самый честный человек в Квинсе, вот он какой был, Ли Макгрет.

— Честное слово?

— Богом клянусь.

— Честный за двоих, за вас обоих, а, Джерри?

— Ну да.

— Конечно, честный. И щедрый, правда? Всегда всем делился.

Гордан глупо захихикал.

— Вот-вот, Джерри, он отдал тебе все. Только и делал, что отдавал, а, Джерри?

Смешки становились все громче.

Общий настрой мне не понравился, и я отошел в сторону. Хотелось взглянуть на коробку с доказательствами, убедиться в том, что я не напрасно приехал в этот дом.

Дверь в заднюю комнату была заперта. Я не стучался, просто подергал за ручку, и мне открыла заплаканная Саманта.

— Извините, — сказала она и потерла глаза. — Я не знала, что вы здесь.

Она заслоняла от меня комнату, но я все же разглядел ее сестру в качалке с влажным полотенцем на лбу.

— Я приехал с Энни. — Как будто это что-то объясняло. Саманта поняла меня так, что ей пора выбираться из укрытия.

— Вы молодцы, просто молодцы. Я скоро выйду.

— Вам совсем необязательно выходить.

— Я хочу побыть с гостями. Не уезжайте. Подождите немного, я скоро приду.

— Хорошо.

— Вы обещаете, что не уедете?

— Обещаю.

— Договорились. Я быстро. — И она закрыла дверь.

Я устроился ждать в углу, жевал сельдерей и раскланивался с незнакомцами. Собственно, мне ничего не нужно было, только выразить Саманте свои соболезнования и отчалить. Прошло сорок минут. Она все не выходила. Я подошел к компании копов — все они раскраснелись, всем хотелось поговорить. Они и не заметили, как я уходил, снова втянули меня в свой круг, обращались ко мне, будто я так тут все время и стоял, кто-то передал мне рюмку, содержимое которой я незамедлительно вылил в ближайший горшок с цветком. Вскоре пришлось перемещаться, потому что несчастному растению грозила смерть от алкогольного отравления. Я отправился на кухню, там несколько женщин в резиновых перчатках пытались перемыть растущую батарею грязных стаканов.

И тут я плюнул. Вышел из дома и направился к пляжу.

У памятника жертвам 11 сентября стояла Саманта. Босиком. Туфли валялись на бетонной дорожке, там, где начинался песок. Я остановился в сторонке и стал смотреть, как ветер развевает ее волосы. Очень хотелось подойти и прижать ее к себе. Она стояла, чуть больше опираясь на одну ногу, и казалась такой хрупкой. Почти как Макгрет в самом конце. Я вдруг испугался, что она тоже умирает. Ветер пробирал до костей. Она поежилась.

Я собрался уходить, и тут Саманта меня заметила. Помахала, я сделал вид, что снимаю ботинки, — она кивнула. Мы стояли рядом и смотрели на памятник.

— Вы простите, что я сбежала, — сказала она. — Я собиралась к вам подойти, правда собиралась.

— Ничего страшного.

— Давайте я прямо сейчас туда вернусь.

— Незачем.

Снова налетел порыв ветра. Саманту трясло от холода. Я отдал ей свое пальто.

— Спасибо.

Я кивнул.

— Вы с кем-нибудь там познакомились? — спросила она.

— Мы все собираемся вместе куда-нибудь пойти, когда закончится эта траурная тягомотина.

Она слабо улыбнулась.

Мы помолчали.

— Я так устала! — Саманта посмотрела на меня. — Понимаете?

— После маминых похорон я проспал целую неделю. Все решили, что я заболел. Даже в больницу возили.

— Я не знала, что у вас мама умерла.

Я кивнул.

— А сколько вам было?

— Пять.

— Ничего, если я спрошу, почему она умерла?

— Рак груди.

— Вам, наверное, тяжело пришлось.

Я улыбнулся:

— Вам легче от этого разговора?

— Если честно, да.

— Ладно.

— Вы не сердитесь?

— Нет, за что?

— Ну, что… — начала Саманта и замолчала.

Я сказал:

— Может, у вас нарколепсия?

Она улыбнулась. Мы еще помолчали. Повсюду играли блики от волн.

Саманта сказала:

— Они с ним всю ночь сидели. Сослуживцы. Устроили праздник, типа, у него день рождения. Я знаю, они хотели как лучше. Только они-то завтра на работу пойдут, а я останусь разгребать.

Я кивнул.

Она показала на памятник:

— Мы дружили.

— Я знаю.

Саманта посмотрела на меня.

— Мне Энни сказала.

— Правда? Зачем?

— Извините.

— Вы тут ни при чем.

— И все равно извините.

— Жизнь такова, какова она есть.

Я не ответил.