Онлайн книга «Философ»
|
Впрочем, одно оправдание у меня имелось – не правда ли? – и неплохое. Диссертация была лишь первым из двух стоявших на моем пути препятствий. Вторым был Эрик. Возможно, именно это и не позволяло мне как следует сосредоточиться: меня не отпускали мысли о судебном процессе. Принятое судом решение будет опубликовано в газете, разослано всем заинтересованным сторонам, а затем возвратится в суд – после чего Эрик утратит право опротестовать его. И до того времени, решил я, мне нечего и мечтать о том, что у меня вдруг появится необходимое для творческой работы присутствие духа. В итоге к ноябрю я пришел с пустыми руками. – Знаешь, что тебе нужно сделать? – сказал Дрю. Он встал посреди библиотеки и поднял вверх руки – точно матрос-сигнальщик. – Вечеринку устроить. Я покривился. – Нет, правда. Большую вечеринку, прямо здесь, в доме. Я серьезно, у него классная аура. – Он плюхнулся в одно из кресел и застонал от удовольствия. – Уххх. Вот об этом я и толкую… Как получилось, что ты меня раньше сюда не приглашал? – Она любила покой, – ответил я, соврав лишь отчасти. Принимать гостей Альма мне никогда не запрещала, я сам не звал их, не желая примешивать кого-либо к нашей с ней жизни. Теперь Альмы не стало и я мог показать людям, где укрывался все последнее время. Ну и похвастаться этим укрытием, чего уж там… – Вино и сыр, а? – сказал Дрю. – Хотя нет. Ночь покера. Виски, сигары… а играть можно будет за большим столом, который в одной из первых комнат стоит. – Это столовая, и стол в ней обеденный. – Ну и отлично. – Старинный. – Тем лучше. – Не карточный. – Зато у него размеры идеальные. Все, что требуется, – сукном его застелить. – Нет. – Ладно, – сказал он и крутанул глобус. – Если передумаешь, дай мне знать. Через холл прошла, напевая, Дакиана. Дрю вопросительно взглянул на меня. – Домработница, – сказал я. – Растешь, друг мой. – Перестань. – Совершенно как Джефферсоны. – Ты не понял, – сказал я. – Я велел ей больше не приходить, но она все равно сюда лезет. – Ну это уж… – он запнулся, – даже не знаю, что это такое. Кошмар какой-то. – Да уж. – Почему ты ее не уволишь? – А то я не пробовал. Он рассмеялся. – Ничего смешного. Она меня с ума сводит. – Неужели так трудно уволить кого-то? – Ты и представить себе не можешь, какая она настырная. – Так не плати ей. – И это пробовал. – И? – Она начинает рыдать. Мы помолчали, прислушиваясь к пению Дакианы. – Ну, по крайней мере, голос у нее хороший, – сказал Дрю. – Шестидесяти долларов в неделю он не стоит. Послушали еще. – Тридцать, – сказал Дрю. – Самое большее. – Как ты думаешь, если я устрою вечеринку, Ясмина придет? Не покерную вечеринку, обычную. – Вообще-то, вечеринки устраивают главным образом для того, чтобы встречаться с другими женщинами. – Я не знаю других женщин. – Ну так я знаю. – По-моему, ей будет интересно посмотреть дом. – Слушай, если ты все еще сохнешь по ней… – Я не сохну. – …так просто пригласи ее сюда. Какие тебе для этого предлоги нужны? – Дело не в предлоге. Если ее пригласишь ты, у нее не возникнет никаких опасений. Он пожал плечами: – Ладно, могу попробовать. – Но я пока ничего не решил. Это разговор чисто теоретический. – Ага, как раз в том-то и беда твоя, – сказал он. – Одни разговоры. Со дня смерти Альмы прошло восемь недель, и я начал подозревать, что Палатин «забыл» пригласить меня на похороны. А его секретарша, позвонив, дважды повторила, что похороны состоятся в узком кругу. Кладбище «Маунт Оберн» было в тот день отсыревшим, тонуло в тумане. Я одиноко стоял по одну сторону могилы. По другую сжимала ладонь мужа доктор Карджилл; рядом с ними возвышался, опираясь на трость, бесстрастный Чарльз Палатин. Эрика видно не было. По причине исторического значения кладбища тяжелая техника на него не допускалась, и четверым могильщикам потребовалось двадцать минут, чтобы проделать необходимую работу. Все молчали, да и весь этот эпизод показался мне на редкость не отвечавшим торжественности момента – скучным и вообще неловким. Смотреть на гроб (слишком много бронзы) или на других присутствующих (слишком неприятное зрелище) мне не хотелось, и я бродил взглядом по лужайкам со старинными надгробиями, под которыми покоились, поросшие мхом и забытые, целые семейства бостонских браминов. Компания орнитологов-любителей, дружно нацеливших бинокли на какую-то далекую ветку, поднялась по склону холма, посовещалась и исчезла – разом, точно птичья стая, – начав спускаться по тропе, устеленной оранжево-желтой листвой. Палатин переступил с ноги на ногу. Похоже, он был сильно простужен: кожа вокруг ноздрей покраснела, он то и дело сморкался. А я все думал о поминальных службах брата, и о настоящей, и о недавней. Маяк, изображающий присутствие в наших жизнях утраченных нами любимых, – тошнотворно, – тошнотворно и более чем предсказуемо. И слащаво. Ну а вот это? Оно-то чем лучше? Эта волглая пошлость скорби? Я взглянул поверх могилы на доктора Карджилл и увидел, как ее глаза быстро метнулись в сторону. Она что же, разглядывала меня? Пальцы моих ног, укрытые в новых туфлях, сами собой скрючились. В тот день я впервые вышел в них на люди. Утренний дождь заставил меня задуматься, и я почти уж переобулся в старые мокасины. Однако Альма, перед тем как умереть, обратилась ко мне с одной-единственной просьбой, и я решил почтить ее желание, обуться в черные туфли – выбор, который она, как мне представлялось, одобрила бы, поскольку они вполне отвечали случаю и более того: прекрасно подходили к моей новой спортивной куртке, купленной также в ее честь. Последняя лопата земли упала на могильный холмик. Палатин резко развернулся и ушел. Я обогнул могилу, чтобы выразить доктору Карджилл соболезнования. При моем приближении она напряглась, губы ее слегка поджались. – Сожалею о вашей утрате, – сказал я. Она кивнула: – И я о вашей. Короткая пауза; затем ее муж протянул мне руку: – Рон Карджилл. Я представился ему, сказал: – Прекрасное место. Жаль только, что она отказалась от церемонии. – Таково было ее желание, – обронила доктор Карджилл. |