Онлайн книга «Волчья тень»
|
– А я какому животному родня? – спросила Джилли, и Венди виновато вскинулась. Откуда такой странный вопросик?.. Она не сразу увидела связь. – Ты хочешь сказать, в зверином народе Джека? – Я не утверждаю, что сама из них, – добавила Джилли, – но если бы была, как ты думаешь, кем? «Вот это больше похоже на прежнюю Джилли», – подумалось Венди. – Пожалуй, обезьянкой, – сказала она, – или кошкой. А может, вороной – неспроста же они тебе по душе. Скажем, черной кошкомартышкой с вороньими крылышками. А я кто, по-твоему? – Ты? Наверняка птица-муха. – Колибри? Птица-муха? – Не удивляйся. Джо говорит, они считаются первыми создателями духов-зверей, а ты ведь прирожденная поэтесса и рассказчица, это раз. И еще они очень могущественные и красивые и разносят счастье – точно как ты. «Как странно видят тебя другие люди», – думала Венди. Сама себе она казалась совсем не такой. – Пусть будет так, – сказала она. – Хотя я бы скорее выбрала мышку или крота. Что-нибудь маленькое, непритязательное, и чтоб жить в уютной норке. – Она улыбнулась новой мысли. – Или я могла бы стать мышкой с крылышками колибри и летать вместе с кошкомартышкой, если бы ты пообещала меня не есть. – Ну разве что погоняла бы иногда, шутки ради. Венди улыбнулась: – Только пока я не скажу «чур-чура», и чтоб тогда уж сразу переставала. – Ох, вот бы нарисовать такую парочку, – начала Джилли, – чтоб порхали в воздухе как… как… – Голос ее сорвался, и она опустила взгляд на свою руку. – Ты снова сможешь рисовать, – сказала Венди. – А если не смогу? Венди подумала о пропавших картинах, которые Мона и Софи снесли в подвал. В любом случае их гибель – большая беда, но если Джилли не будет иметь возможности рисовать, воскресить своих волшебных знакомых на новых полотнах… Об этом даже думать было невыносимо. – Обязательно сможешь, – сказала Венди. – Ты просто не имеешь права не поправиться. – Может, у меня не будет выбора. Венди покачала головой: – Не смей так говорить. Это не ты. Где тот отчаянный и уверенный в себе мушкетер, который никогда не сдается? – Превратился в Сломанную Девочку, – сказала Джилли, – которая, если ей удастся когда-нибудь отсюда выбраться, станет Девочкой-банкротом. Не представляю, как мне за все расплатиться. – Страховка все покроет, – успокоила она Джилли. Та озадаченно взглянула на нее: – У меня нет страховки. – А вот и есть. Профессор застраховал тебя, еще когда ты училась в университете, и с тех пор платил взносы. – Но… – Ты об этом не знала, потому что никогда не болела. – Просто не верится, как он добр ко мне, – сказала Джилли. – Почему все ко мне так добры? – Как аукнется, так и откликнется, – объяснила ей Венди. – Я ни разу не видела человека, который делал бы для других столько, сколько ты. Но при этих словах перед ее глазами снова встали изрезанные картины и в груди заныло. Нет, не всегда эта поговорка справедлива – ведь не могла Джилли причинить кому-то столько зла, чтоб за него так отомстить. – Ты меня в краску вогнала, – сказала Джилли и тут же озабоченно уставилась на подругу. – Что с тобой? – Ничего. – Нет, что-то случилось. Ты от меня скрываешь. – Не мне об этом говорить… – начала Венди. Но кому же, если не ей? Никто не хочет рассказывать… еще бы хотеть! Добавить такой ужас ко всему, что и так свалилось на Джилли… Но рано или поздно кто-то должен сказать. Венди поднялась с кресла и пересела на край кровати, взяла левую руку подруги, погладила кончики пальцев, торчавшие из гипса. – Что-то очень плохое, да? – спросила Джилли. Венди кивнула: – Ты уж соберись с силами. – О господи! Паралич? Это навсегда? – Нет, совсем другое, – решилась Венди. – Беда с твоими картинами. Когда ты легла в больницу, кто-то вломился в студию… 6 Не знаю, почему мне не так тяжело, как могло бы быть. Разве что дело в том, что я так остро ощущаю себя в разводе с Миром Как Он Есть, и какие бы ужасные вещи ни случались в нем, они случаются не со мной – со Сломанной Девочкой. – Ты точно ничего? В порядке? – натягивая плащ, засовывая дневник в свой рюкзачок, Венди повторяет этот вопрос чуть ли не в сотый раз. – Какой уж там порядок, – слабо улыбаюсь я ей. – Ты только посмотри на меня. Лежу здесь, как туша. – Я про картины. – Понимаю, – говорю я. Почему-то потеря фантастических картин кажется естественной после потери руки, которой я держала кисть. По правде сказать, сразу вслед за потрясением от ужасной новости, которую принесла мне Венди, я чувствую и некоторое облегчение. Исчезла еще одна нить, привязывавшая меня к Миру Как Он Есть. Но говорить ей этого нельзя – она только больше расстроится. – Все идет по плану, составленному давным-давно, – говорю я. – Какие-то частности могут нас не устраивать, и путешествие не всегда приятное, но мы справимся. Быть живым – проклятие и благословение. Какой маленькой и несчастной кажется сейчас Венди! Рюкзачок волочится по полу, словно она забыла о нем, зажав лямку в одной руке. – Господи, какая ты фаталистка! – говорит она. – Знаю. И это не я, – добавляю я, угадывая ее мысль. – Ну и верно ведь не ты. Я сочувственно смотрю на нее и утешаю: – Бывало хуже. – Не могу себе представить, – отзывается она и исчезает в пасти коридора. – Очень рада, что ты не можешь представить, – говорю я в пустоту палаты. – И не надо человеку такого представлять. А все-таки худшее случается иногда и нас не спрашивает. Я смотрю в потолок. Бывает, я пытаюсь пересчитать пятнышки на потолке. Если смогу, не сбившись, сосчитать все на одной плитке, то, умножив их на число плиток в комнате, узнаю, сколько их в моей палате. Может быть, даже удастся сообразить, сколько их на всем этаже. Или во всей больнице. Надо же чем-то заниматься, лежа в постели. Если не это, так вспоминаешь и вспоминаешь, пока воспоминания не заходят слишком далеко в прошлое, в темные времена, до того, как моя жизнь началась заново. Но сегодня вечером пятнышкам не под силу меня отвлечь. Я начинаю вспоминать, когда впервые стала рисовать. Не те жалкие наброски, которыми пыталась торговать по дешевке, когда жила на улице, а раньше, в детстве. |