Онлайн книга «Игра слов»
|
…Разошлись даже не в семь утра, как я предполагал. В половине девятого. Ему-то – по барабану, он – птица ночная. А мне?! Уже в дверях он протянул мне листочек с адресом. – Вот, – говорит. – Сегодня вечером, в девятнадцать тридцать, он там тебя ждет. Смотри, не опаздывай. Он этого не любит. Нда, думаю… – Сань, – говорю, – а никак попроще нельзя? Номер телефона, допустим… – Нет, – машет руками. – Ни в коем случае. Он телефон дает только после того, как ему человек понравился… – Вот как? – удивляюсь. – А он часом – не того? А то, может, я и не захочу ему «нравится», а постараюсь кого-нибудь попроще отыскать… – Да нет, – смеется. – В шоу-бизнесе, как правило, – либо еврей, либо пидорас. Еврей-педрила у нас такая же редкость, как хохол-гетеросексуал. Ты вот много таких, как я в шоу-бизнесе видел? – Нет, – признаю. – Немного. Ты у нас, Сань, – фактически – уникум… – Вот то-то, – ржет. – Позвони потом, расскажи, как встреча прошла… – Позвоню, – киваю. …Вечером пришлось проснуться, принять ледяной душ, побриться – и переться через половину Москвы на встречу с этим гребаным Соломоном Исааковичем. Хотя хотелось – просто лечь и умереть. Я после Сашкиных вечерин всегда как минимум пару дней мертвый. Но тут – отцовский долг, мать его за ногу… Приехал. Звонил, наверное, минут пятнадцать, пока за дверью не раздались шаркающие старческие шаги. Открывает. – Дима? – удивляется. Да, думаю… Древний анекдот про дочку и папу в лифте – в действии… – Дядя Семен? – удивляюсь в ответ. Вот ведь блин. Старый товарищ отца по кухонным диссидентским посиделкам. Я и не знал, что он Соломон Исаакович на самом деле. Всегда его Семеном Ивановичем считал… И стоило так страдать, Сашкины ночные излияния про неудачный жизненный период и про то, что с музыкой пора завязывать, а заниматься себе спокойно кино, слушать… Хотя… Кокетничаю, конечно. Сашка один из тех редких людей, с кем мне никогда не бывает скучно. Да и Машка в его обществе отлично себя чувствует. Редкий случай, когда нас один и тот же человек одинаково устраивает. – Ну что стоишь, проходи, хоть чаем тебя угощу, – смеется тем временем дядя Семен. Или теперь уже, в свете новых веяний, дядя Соломон? Прошли на кухню. Заварили чаю. А он все тот же, думаю. Та же неизменная сорочка со слегка засалившимся воротником и синий шерстяной галстук с пятном от кофе. Та же серая жилетка в вертикальную полоску. Та же всклокоченная грива седых волос. Вот только на руках – побольше старческих пигментных пятен. И левую ногу стал слегка приволакивать. – Ну, – говорит, – рассказывай. Речь, я так понимаю, идет о Валиной внучке? Сглатываю комок в горле вместе с глотком жиденького чая. Ничего не меняется. Он и раньше такой пил… – Дядя Семен, – спрашиваю, – а у вас курить можно? А то – как-то даже не по себе… – А, дыми, – смеется. – Мне врачи после инфаркта запретили, так хоть понюхаю. Вместо пепельницы, вон, блюдце возьми, приспособь… Закурил. Рассказал ему все, что знаю. – Ну, – спрашивает, – а сам-то что думаешь? Жму плечами. – Да не понял я еще, дядя Семен. Вот, пытаюсь осмыслить… – Информацию, значит, собираешь, – усмехается. – Ну-ну… Молчу. Я его еще в детстве, пока отец с мамой не развелись, из всех папашиных знакомых больше всех… гкхм… как бы это сказать… нет, не уважал. Ребенок уважать еще не умеет. Он может – только любить, но из этой компании я не любил ровным счетом никого. Они все были чужими. Вот. Наконец-то нашел нужное слово. Выделял. Просто все отцовские приятели были… опять-таки – гкхм… странные. Дерганые какие-то. А в нем всегда чувствовалась – сила. И порода… …Он встал, долил себе чаю. Я-то – и полстакана не выпил. Во-первых, – слабоват для меня. А во-вторых, – я с сахаром, – вообще не пью. А ему об этом сказать – как-то неудобно. Вот и сижу. Очередную сигарету докуриваю. – Сам-то как? – спрашивает. – Валя говорил – книги пишешь? Машу рукой и мучительно кривлю губами. – Да какие там книги, дядя Семен, – смеюсь немного искусственно. – Это он просто стесняется сказать, что я бизнесом занимаюсь. Нет, легальным, разумеется. Нормальным, никакого криминала. Самое обычное рекламное агентство. Сам ничего не понимаю… Он поднимает мохнатые брови домиком. – Вот как, – тянет. – А я-то еще, старый дурак, думаю: откуда у не публикующегося писателя такие деньги. Твой приятель, Саша, сказал, что ты можешь платить. А мои уроки – стоят недешево. – Могу, дядя Семен, – подтверждаю со вздохом. – Увы, могу… Он улыбается и кивает своим собственным мыслям. – А как же литература? – спрашивает. – Ты же Литературный институт заканчивал, вроде? При Союзе Писателей? Или и тут Валя придумал? – Да нет, – фыркаю. – Не придумал. Действительно заканчивал. Он опять кивает. – А почему тогда – бизнес? – Да многое тут сложилось, – вздыхаю. – И в силы свои верить перестал, по многим причинам. И дочка родилась. Вот и пришлось заняться журналистикой. Перо-то у меня бойкое было. А потом – рекламой. И – закрутилось, завертелось… – То есть, – прищуривается, – ради дочки собой пожертвовал? Молчу. Прикуриваю очередную сигарету. Докуриваю ее почти до половины и только потом могу глубоко вдохнуть прокуренный и спертый воздух его кухни. – Да нет, конечно, – кривлюсь, – дядя Семен. Чего себе-то врать. Я из семьи через два года ушел после ее рождения. Хотя – деньгами помогаю, конечно. Нормально помогаю, как могу. Не в этом дело. Просто так сложилось. Знаете, как бывает: завертело, закружило… – Завертело-закружило, – эхом повторяет он. – А я ведь твои статьи в «Литературке» – читал. Хорошие были статьи, умные… |