Онлайн книга «Игра слов»
|
Я вот, к примеру, как человек абсолютно негероический, тогда всю дорогу старался туда просто тупо не заходить, предпочитая мочиться в тамбуре. Предварительно за каким-то хером выпросив у сходящей с ума от жары и испарений молоденькой дагестанской проводницы универсальный ключ от вагонной двери. Ну, чтобы, значит, по дурацкой столичной привычке, прямо на пол не гадить. Девушка, конечно, немного поудивлялась, – но ключ все-таки дала. И правильно. На фиг он ей самой-то, этот ключ? Особенно, если эта самая дверь, по причине давно и безнадежно сломанного замка, все одно никогда не запирается?! Там еще раньше, говорила несчастная дагестанская девушка, – проволочка была такая специальная, ею ручку прикручивали, чтобы никто случайно на ходу не выпал. Потом и она пропала. Спиздил кто-то, наверное… …Можете себе представить, каким в этом вагоне был туалет?! Ага. А Вещевайлов мог там читать стихи! Понимаете?! И – ладно еще, если б хорошие. Так ведь нет! Он там тощий сборничек Игоря Волгина изучал, – помните, я вам про этого, так сказать, поэта, в предыдущих главах докладывал?! Ну, мой бывший репетитор. Параллельно – глава литературного объединения «Луч» Московского Государственного Университета. Не хрен собачий. Вот Вовка и готовился, так сказать, к встрече с любимым руководителем любимой университетской поэтической студии. Я б на месте Игоря Леонидовича обиделся, врать не буду. Особенно на фразу «любую субстанцию надобно постигать в соответствующем ей антураже». Гностик, твою мать. Философ, можно сказать, античный. Любомудр. Ага. Недоделанный… …А тут – совершенно точно «большие стихи». А он их – ни ухом, ни рылом. Да быть такого не может! Начал прислушиваться… Нет. Незнакомый текст. Ни разу не сталкивался. А вот манера… Нет, даже не манера чтения, манера самого стихосложения, сложения слов в строчки, словописания: тяжелая, крутящаяся, перетекающая, как река, записанная словами, – изящная и «черноземная» одновременно… У Вовки мелькнула безумная мысль. Нет: не может быть! Он прокашлялся. Птичий старик остановился, внимательно вглядываясь в игру живых бликов костра на лице случайного гостя своими безумными влажными глазами. – Сестры, тяжесть и нежность, – начал Вовка хриплым от волнения голосом, и старик – сразу затанцевал, замахал руками-крыльями, завыкрикивал слова продолжения… …одинаковы ваши приметы. Медуницы и осы тяжелую розу сосут. Человек умирает, песок остывает согретый, И вчерашнее солнце на черных носилках несут. И – вдруг остановился выжидательно… …Вовка, холодея, продолжил: – Есть иволги в лесах, и гласных долгота… Старик презрительно фыркнул. Было ясно, что текст ему стопроцентно знаком, но вот – почему-то сегодня не нравится… Не канает. Ага. – Куда мне деться в этом январе? – робко вздохнул Вещевайлов. На этот раз старик оказался – куда более благосклонен. Он – даже не продолжил за Вовкой, а начал с самого начала. Куда мне деться в этом январе? Открытый город сумасбродно цепок… От замкнутых я, что ли, пьян дверей? — И хочется мычать от всех замков и скрепок. И переулков лающих чулки, И улиц перекошенных чуланы — И прячутся поспешно в уголки… …Старик неожиданно остановился. Посмотрел в Вовкину сторону еще более безумными глазами. А потом – заплакал и убежал. – И выбегают из углов угланы, – ошарашенно закончил за него Вещевайлов и немедленно отправился на поиски хотя бы одной живой души, которая ему всю происходящую муть хоть немного бы да объяснила. А то ведь – так и умом недолго тронуться… Не дело это, господа, – чтобы вот так. Ой, не дело… …Надо сказать, что Вовка, естественно, перед тем, как отправиться на поиски живых душ, судорожно дохлебал остатки содержимого бутылки, а потом, обыскав стоящий неподалеку стол, обнаружил там еще одну, почти что нетронутую. Так что поиски происходили уже в более комфортном, хоть и слегка встревоженном душевном состоянии. И, разумеется, – просто не могли не увенчаться успехом. Насчет живых душ было, конечно, непросто, но вот родственную Вовка – отыскал. В лице довольно чутко спящего молодого цыгана Эдика. Напоил его трофейной Массандрой и, типа между делом, поинтересовался насчет странного старика. – А, – неожиданно огорчился будущий столичный артист, – ты деду Ёсе вина наливал, да?! Ай, напрасно! Ай, долго не успокоится! Он что, убежал, да?! – Убежал, – подтвердил вконец растерянный Вещевайлов. – Меня ж никто не предупредил, понимаешь?! Но Эдик укоризненно цокал языком. Качал головой. Бурчал себе что-то под нос, не по-нашему… – Хорошо еще, что убежал, – неожиданно выдохнул. – А то бы весь табор своими криками перебудил. А так проплачется где-нибудь за терриконами, да придет к утру. Никуда не денется, когда жрать-то захочет… Вовка уселся на валяющееся неподалеку бревнышко, вздохнул, отхлебнул из отобранной у молодого бутылки. Снова вздохнул, на этот раз – закуривая. – А кто он такой, – выпускает клубы дыма, образующие в отблесках полупогасшего костра зловещие красно-серые узоры, – этот ваш дед Ёся? Странный он… Цыганенок тоже вздыхает, встает, накидывает на плечи телогрейку, усаживается рядом с Вовкой, отбирая у него бычок на предмет докуривания. Вовка в принципе – не возражает. – Да бог его знает, – выдыхает в стылое осеннее небо свою порцию зловеще волнующихся клубов. – Давно у нас живет. Старики говорят, еще до войны прибился. Он больной, ты же видишь. А старые цыгане верят, что больной с богами говорит напрямую, его обижать нельзя. Вот и живет… – С какими богами разговаривает? – почему-то неожиданно уточнил Вовка. – С вашими? Или так, вообще? |