Онлайн книга «Игра слов»
|
…Первый Вовкин развод меня в свое время – реально потряс. Лучшей пары, чем они с женой, в нашем окружении – просто не было. И любили они друг друга так, что – вокруг все искрило. Тем не менее – развелись. Причем – по Вовкиной инициативе. С формулировкой «если я сейчас с ней не разведусь, то потом – точно не получится, и придется целую жизнь жить с одним и тем же человеком». Поэт, хули… …Слава богу, думаю, что я с этим проклятым ремеслом, кажется, наконец развязался… Теперь уже – я разливаю. – Слушай, – вздыхает, – мы тут недавно на рыбалке с мужиками были. На Дону. И там со мной такая история приключилась… …Вовка – сам из Ростова. Того, который на Дону. Точнее, – не из самого Ростова, а из Новочеркасска. То ли из потомственных шахтеров, то ли – из казаков, так сразу без стакана и не разберешься, а он каждый раз по-новому перевирает. Но ездит в те края исправно, каждое лето. Родина все-таки. Малая. Ага. И в этот раз – тоже поехал. Пожил неделю, попил с друзьями детства местного ядреного самогона, попохмелялся по утрам в синем фанерном пивном ларьке, приник, так сказать, к самому стержню стихии народной жизни. И – немедленно затосковал. Поговорить-то толком – и не с кем, и, тем более, – не о чем. Не стихи же этим крестьянам читать, в конце-то концов. Понять – не поймут, а побить – могут, вполне. Невзирая на совместно проведенное босоногое детство, не менее совместное системное воровство кислых зеленых яблок из соседнего колхозного сада и прочие, объединяющие любых нормальных советских парней, светлые юношеские воспоминания. Уж больно стихи… гкхм… не подходящие. Не Есенин, чай. Постмодернист практически. По хрущевской терминологии – явный «абстракцист и пидарас». А в провинции такая хрень – ни фига не катит. Это в столицах при виде подобного рода радости экзальтированные барышни моментально влажнеют глазами и прочими слизистыми оболочками. А в ростовской губернии страсть к подобным заумным стишатам завсегда казацкими розгами лечили, причем – и без всякой проклятой советской власти с ее идеологическими прибамбасами. А стихи-то, в общем, – хорошие, врать не буду. Только для большинства народонаселения – абсолютно ничего не значащие, потому как совершенно не понятные. Заковыристая и довольно искусственная игра слов, ничего более… Вянут нити пространства, как олово или смола, Оплывают углы, округляются контуры спальни. Вдруг включилась луна – разлилась по квадрату стола И вонзила звезду в ободок на граненом стакане. Встал и выпил воды, обжигая язык и гортань, Закурил «Беломор», примерзая подошвами к полу… Центр тяжести ночи алеет у самого рта, Центр тяжести мук от ребра поднимается к горлу. Я бы мог Вас любить! И еще – я бы мог Вас любить! За моею спиной в пустоте шелестит одеяло. Кто-то всплыл над землей, и пытается ночь ослепить — Давит пальцем луну, чтоб она ему спать не мешала. …Ну и так далее, и тому подобное. Так что, – лучше уж на рыбалку, чем такое мужикам читать. Не буди лихо, пусть себе и дальше баиньки делает. Особенно, – если на ночь глядя. Ага. Там, на рыбалке, хоть выпить можно: как следует, по-человечески, без опасения разборок в стиле «ты меня ни фига не уважаешь, а еще в Москве учился» с ни хера не гламурными местными новочеркасскими ментами. Та еще радость, извините. Да поглядеть потом ночью на такие близкие южные звезды. Раскинувшись навзничь на жирной ростовской земле и покуривая хитрую папироску с не менее жирной азиатской травой, привезенной хорошими знакомыми аж с самого Чуйского тракта. Интересно, наверное, там люди живут. В смысле, – на Чуйском тракте. Если это, конечно, можно назвать жизнью… …Короче. Именно эта самая хитрая папироска его и сгубила, добавив в и без того бурлящую южную кровь своего искрящегося конопляного шампанского. Вовку потянуло на приключения. А тут еще километрах в полутора костры заплясали. Цыганские, по ходу. Там, в тех краях, – таборы часто кочуют, до сих пор. Несмотря на все войны, революции, перестройки и прочие гражданские примирения. Ну как тут удержишься? Взял пару бутылок вина и одного бывшего одноклассника – да и отправился познавать «волю вольную, жизнь цыганскую». Идиот, конечно. Но, надо отдать должное, – идиот везучий… …Идти пришлось долго. Это ведь только со стороны кажется, что степь – ровная. Ровная, да. Непривычный человек влет ноги сломает, если сдуру на третьей скорости проскочить попытается. Неслучайно местные по колеям предпочитают передвигаться, даже если они после дождя грязной глиной залиты. По «ровняку» – еще хуже. И как только предки по таким степям на конях скакали? Да еще и дрались тут непрерывно друг с другом, на радость многочисленному и очень шумному племени местных степных падальщиков. На мечах, что особо занимательно. Тут ведь, прежде чем железякой этой острой и тяжеленной махнуть, – так поневоле шаг-другой сделаешь. И – все. Нога сломана. …Тут я, правда, Вову прервал. Усмехнулся. – Секрет, – говорю, – тут, Володя, простой. Меня в армии учили. Нога ставится исключительно на носок, а не на пятку, как ходят «по ровному», скажем, асфальту. И – все. Дело сделано, можно не беспокоиться, потом организм и сам сориентируется. Да, это намного тяжелее и требует физической подготовки, точнее, – работы совсем другой группы мышц. Но – человек ко всякому привыкает. Даже и к такому. Зато за счет гибкости стопы ты контролируешь свой центр тяжести и в любой момент можешь переступить. Даже если шатающийся булыжник под ногу нечаянно подвернется. Мы за речкой по горам только так и бегали, по-другому просто не получалось. Ноги, конечно, сначала болели, – не приведи господи, – но потом втянулись. Фигня это все. Ты давай дальше рассказывай… …Он задумчиво жмет плечами и так же задумчиво разливает по стаканчикам коньяк. |