Онлайн книга «Золотая струна для улитки»
|
– Угрызения совести – раз, дети – два, устоявшиеся привычки – три, уважение к человеку, с которым живешь, – четыре. – Алла продолжает одной рукой одергивать платье на ляжках, загибая пальцы на другой. – Ну и, если откровенно, боязнь прогадать тоже присутствует. Поскромнее, говоришь… Чем тебе сиреневое не нравится? – Да оно просто кричит «Возьми меня» и само пытается вытряхнуть содержимое на всеобщее обозрение. – А по-моему, ничего более подходящего для свидания с любовником не придумаешь. – Зоя открывает шторку соседней кабинки: – Как вам это? – Твои шведские родственники будут сражены видом будущей герцогини, – усмехается Андреа, оглядев длинноногую статуэтку из люрекса. – Живое рождественское дерево. А ты, Ал, кажется, в театр собираешься, а не на панель. А что касается названных причин хождения по мукам, то, извини меня, все это жалкие отговорки перед могущественной силой эгоизма. – Думаешь, он эгоист? – Enfant terrible [61] . – Кто? – Зоя высовывает мордочку из-за шторки, за которой меряет следующий сногсшибательный туалет. – Инфантильный мужчина. – Да ладно, какая разница! – Алка провожает печальным взором возвращенное на вешалку сиреневое платье и снова облачается в зеленое. – Как какая? Ты-то развелась с мужем! – Возмущенный писк из-за занавески. – Ну, предположим, не я с ним, а он со мной. И потом, если бы я не развелась, Андреа бы и меня сейчас в инфантилизме обвинила. Ведь так? – Пожалуй, так. В зеленом тебе на самом деле лучше. – Да. Наверное, ты права. Знаешь, Ань, у тебя как-то все слишком просто получается. – А в жизни вообще ничего сложного нет: плохое – хорошее, белое – черное, доброе – злое. Человек рождается, выбирает свой путь и идет. – А оступиться и свернуть нельзя? – Можно. Только, куда бы ты ни свернул, конец все равно известен. Давай подержу платье. – Смешной максимализм в твоем возрасте. Молчание. – Держи. Выверни рукава, пожалуйста. Ты сама-то много таких, неинфантильных, встречала? Неделя в Италии. Двадцатилетний мальчишка – русский студент без забот, денег и жилплощади – обнимает восемнадцатилетнюю иностранную девочку: – Поедешь со мной? – По-е-ду, – уверенный кивок. – Where? – В Москву. Home. – До-мой, а сasa. Неделя в Испании. Взрослый мужчина с изломанной судьбой, полным чемоданом проблем и неустроенной жизнью: – Поедешь со мной? – Нет. – Тогда я возвращаюсь с тобой… – Я спрашиваю, сколько решительных мужчин у тебя было? – Достаточно. – Ой, девочки, о чем вы спорите?! – Зоя выплывает в следующем наряде из летящих страусиных перьев на совершенно прозрачном кружеве. – Решительный – нерешительный, инфантильный – неинфантильный… Зачем эти громкие слова? По-моему, все гораздо проще. Хочет человек жить с тобой – значит, любит. Нет – значит, нет. – Уж кто бы говорил! – возмущается Алка. – Что-то ты десять лет со своим жить не хотела. – Во мне просто очень развито чувство патриотизма. Или, по-твоему, все должны, как наша смелая испаночка, по первому зову мчаться в чужую страну? Андреа чувствует в носу пощипывание от запаха назревающего скандала. – Тебе не надо со мной возвращаться. – Я сам решу, что мне надо. Вопрос, надо ли это тебе. «Надо! Очень надо! Ужасно надо!» – Не надо… – Зой, ты права. Каждый, кто хочет жить с другим человеком, любит. И ты, Ал, тоже права: не каждый, кто хочет, может. Только есть еще и такие, кто может, хочет и не живет. – Ты обо мне? – Алка собирается всерьез обидеться. – Что ты! Я о себе… 23
– Это тебе. – Наталка протягивает Андреа конверт. – Из почтового ящика торчало. Пляши. Нет, по-настоящему. Не халтурь! Андреа рассматривает штамп. Она уже месяц ждет этого письма. Наконец-то! Наталка вытягивает шею, пытается заглянуть через плечо. – Что там? Андреа, ты что? Плачешь? Что случилось? Андреа отбрасывает бумажку, будто от этого резкого движения изменится смысл написанного. Лучше бы она этого не знала. Зачем полезла не в свое дело? Вот уж точно, «благими намерениями вымощена дорога в ад». Ведь никто не просил выяснять. Она смотрит на Наташу полными слез глазами. – Несправедливо! Понимаешь? Так не должно быть! Растерянная девчушка поднимает письмо, читает напечатанный текст. Уважаемая госпожа Санчес-Луговая, К сожалению, в ответ на Ваш запрос вынуждена сообщить, что направленный в нашу клинику на принудительное лечение Бельский Григорий Николаевич 1989 года рождения скончался в результате приема токсической дозы стимуляторов амфетаминового ряда. С уважением, заместитель главного врача Центра наркологической помощи «Шанс» Лалабекова С.Т. – Он умер, этот Бельский? – Да. – Почему? – Наркотики. – Восемьдесят девятого года, это ему… – Наталка закатывает глаза, производя расчеты, – восемнадцать лет. Молодой еще. – Молодой. – А кто он тебе? – Никто. – Ну правда! – Правда никто. – Тогда почему ты плачешь? – От несправедливости. – И моя мама умерла. Она была молодая. Это тоже несправедливо. – Да, конечно. Просто один человек очень сильно пострадал для того, чтобы Григорий жил, а он умер. Значит тот, другой, зря пострадал. – А бабушка говорит, что в жизни ничего зря не происходит. И что если так случилось, значит, Богу угодно. Да-да, что-то подобное Андреа уже слышала неоднократно. Когда же эта бестелесная хищная сущность пресытится?! Когда ей надоест играть в шахматы, убирая с доски неугодные пешки? – А бабушка никогда не говорила тебе, что каждый человек – хозяин своей судьбы? – Нет. – Если ты не выиграешь конкурс, ты будешь считать, что так решил Бог или что ты не справилась с задачей? – Ну, не зна-а-аю… Наверное, и то, и другое. – А я вот думаю, что винить во всем происходящем нужно прежде всего себя. |