Онлайн книга «Ужасные невинные»
|
– Твоя девушка красивая? – спрашивает Лягушонок окровавленным ртом. – Очень. – А я? Стоит ли мне отвечать на провокационные вопросы? Тем более что и я, и Лягушонок знаем ответ: нет ничего, что могло бы привлечь в соплячке, – даже ее вызывающая некрасивость. Некрасивость без изюминки, не облагороженная сочинительством crimi, исполнением джазовых импровизаций, вождением вертолета и легких самолетов, даже сноуборд ей не по зубам. – Ты? Ну… Ты русская. Этого мало? – Этого достаточно. До сих пор соплячка лыбилась. Теперь она улыбается. Ее улыбка похожа на улыбку Билли, когда я сообщил Билли, что верю в ее будущую славу. Это улыбка благодарности. У Билли – ничем не замутненная, у соплячки – приправленная ярко-алой детской кровью. – Я бы хотела написать книгу, но не буду, – сообщает соплячка. – Почему? – Потому что мамахен их пишет. – А ты их читаешь? – Еще чего. Я их и в руки не беру!.. – Надо бы смыть кровь, – советую я соплячке. – Не очень больно? – Не очень. Даже приятно. Соплячка наклоняется к воде, зачерпывает ее горстью и ополаскивает лицо, при этом несколько красных капель падают на поверхность, ничего нового к цвету воды (по-прежнему розоватой) они не прибавляют. Хотя… Они и не расплываются. Не исчезают. С соплячкиной кровью происходит то же самое, что и с кровью всех остальных: она живет своей тайной жизнью. Она оставляет знаки. Вот и сейчас капли, упавшие в воду, сбиваются в стайку, вытягиваются стрункой, извиваются змейкой. Болотной гадюкой, так будет вернее. Я как будто бы вижу ее голову, приподнявшуюся над водой. Поблизости нет камышей, поблизости только я, вот гадюка и устремляется ко мне. Интересно, видит ли это соплячка?.. Если бы я был один, я бы уже давно выскочил, перемахнул через бортик ванной. Но делать это в присутствии Лягушонка – хуже не придумаешь. Не хватало еще быть осмеянным соплячкой за излишнюю мнительность. – Ас папашей у тебя такие же теплые отношения? – Ну-у… – Лягушонок морщит лоб. – Он швед, а я русская. Какие у нас могут быть отношения? – Но ведь ты тоже наполовину шведка. – Ха-ха. Это худшая моя половина, и я предпочитаю о ней не вспоминать. Пока я заговариваю Лягушонку зубы, болотная гадюка приблизилась ко мне вплотную. То ли кровь соплячки, из которой она состоит, чем-то кардинально отличается от той, что я уже видел, то ли воображение мое разыгралось не на шутку, но теперь это и правда гадюка. Без всяких скидок на фантасмогоричность происходящего. Она реальна, реально ее тело, слегка погруженное в воду, переливающееся всеми оттенками красного… Как называлась картина, подаренная мне барменом «Че…лентано»? «Че загоняет живность в Ковчег». Вот как. Я оставил ее в багажнике «Тойоты Лэнд Крузер», брать ее с собой в Стокгольм было бы недальновидно, ведь я летел в Швецию по документам Макса Ларина, к чему усугублять свое положение проблемами с таможней? Вывоз незадекларированных и не оформленных документально культурных ценностей – я мог бы нарваться и на такое. «Че загоняет живность в Ковчег», снести бы со стен все постеры Земфиры и повесить Че!.. Никто бы и не заметил разницы, Че такое же медийное лицо, как и Земфира, а есть еще Элвис, а есть еще Иисус. Такие же продукты общества массового потребления, от них время от времени случается изжога, я знаю по меньшей мере одного человека, у кого случается изжога: Билли. Билли и сама мечтает стать медийным лицом и потому ненавидит все остальные медийные лица как потенциальных конкурентов. «Че загоняет живность в Ковчег», болотная гадюка – одна из тварей, предназначенных для ковчега, даже такая: переливающаяся всеми оттенками красного, наскоро состряпанная из случайных капель. Королева змей. Я наблюдаю за ней в полном оцепенении, в полной прострации. Гадюка делает круг почета вокруг моей руки, вокруг моего плеча (того, что со шрамом) – и… И исчезает. Просачивается в шрам, тут и думать нечего. Я снова ощущаю легкое покалывание в плече, по телу разливается тепло, «голодная трава очень опасна, сытая трава очень сильна». Я еще не разобрался, что означает сытость в понимании травы и что означает голод. Но сейчас мне хорошо. Весело. Покойно. И соплячка больше не раздражает меня. И не так уж она некрасива, она просто еще очень юна. Очень-очень юна. Для сочинительства crimi, для джазовых импровизаций, для управления вертолетом и легкими самолетами; даже сноуборд слишком опасен для ее очень-очень юных костей. Я желаю соплячке лишь добра. И в этом я солидарен с Анной Брейнсдофер-Пайпер. – Прекрати дурить. – В каком смысле? – спрашивает Лягушонок. – Прекрати третировать мать. Она ведь любит тебя. – У нас с ней разные понятия о любви. «Перепихнуться», «отсосать», плюс «групповуха», плюс «могу позволить тебе трахнуть меня в зад» – я как-то выпустил это из виду. Да-а… – Не будь скучным, Дэн! Не будь таким правильным! Иначе ты сразу мне разонравишься. – И? – Лучше до этого не доводить. …Мне предложен халат мудака папаши (белый с вышитыми якорями), мне предложена жратва (смехотворные бутерброды с тунцом и зеленью), мне предложено несколько московских историй соплячки, они вертятся вокруг ее любовных похождений, и в них нет ни слова правды. Единственное, что заслуживает внимания, – отчет Лягушонка о посещении секс-театрика. Это уже не Москва, это – Амстердам. Лягушонок нашла адрес театрика в Интернете, она вообще большой любитель подобного рода развлечений и подобного рода сайтов, «у меня целая коллекция фоток с членами, 1214 штук, хочешь посмотреть»? Не надо мне такой радости. Что касается амстердамского секс-театрика в квартале Красных Фонарей, то он поразил воображение Лягушонка гораздо больше, чем любой другой театр. «А уж этого говна я перевидала, поверь, Дэн, мои мудаки родители те еще театралы, и недели не проходит, чтобы они кому-нибудь не жали грабли за кулисами, вы были очаровательны, выбыли неотразимы, ну не мура ли, Дэн?» Секс-театрик – дело другое, там все по правде, никаких условностей, и секс самый что ни на есть взаправдашний. Настоящий, хотя и костюмированный секс. Миниатюры, репризы, вставные (в самом прикладном смысле) номера – все только вокруг него и вертится. Все на свете вертится вокруг секса – еще одна надпись на евангельских скрижалях Лягушонка. Да и плевать, переписывать скрижали, перелопачивать навоз в голове соплячки я не собираюсь. Себе дороже. – Я бы хотела там работать. |