
Онлайн книга «Хрустальная ловушка»
— Ты всегда будешь моей женой. — Марк обнял ее и сильно прижал к себе. Он делал это тысячи раз за два с половиной года их совместной жизни. И впервые она не ответила на его объятия. — До свидания, кара! — Прощай, Марк. Отделившись от Марка, она подошла к охранникам и Звягинцеву, уже ожидавшим ее. Марк долго смотрел ей вслед, но она даже не обернулась. * * * Она сказала Марку, что не готова, только лишь в утешение. Она готова. После правды о том, что произошло, она не может больше жить. Милый Марк, она теперь так и не узнает, понял ли он ее на самом деле или действительно решил, что снотворное ей нужно только для того, чтобы хотя бы на время забывать об убийстве отца. В соседней комнате двое охранников дуются в карты. Дуться в карты — это их единственный недостаток. В остальном это симпатичные, недалекие и довольно деликатные парни. Они не докучают ей, не рассматривают ее, как дикого зверя, посаженного на цепь, они стучатся, прежде чем войти в комнату (справедливости ради нужно сказать, что делают они это не очень часто). Они спрашивают ее, хочет ли она поесть, ведь даже приговоренный к смерти имеет право на завтрак перед электрическим стулом, веревкой или пулей в затылок. Приговоренный к смерти. Она тоже приговорена. Марк не соврал: он действительно спрятал снотворное в их лыжной сумке, во внутреннем кармашке для очков, там и сейчас лежат его горнолыжные очки — «Turbo C.A.M.», 134 доллара за штуку. Таблеток нитразепама гораздо меньше, чем долларов, отваленных за очки: тридцать пять штук. Но теперь, глядя на них, она надеется, что они спасут ее от нее самой. Она убийца. Убийца раскладывает таблетки в кружок, строит их рядами шесть на шесть (одной таблетки все равно не хватает), вытягивает в одну линию, сооружает из них эллипс, квадрат и пирамиду. В предчувствии смерти можно заняться геометрией. Геометрией, в которой все параллельные прямые сходятся в одной точке. В этой точке она убила своего отца. Самое страшное, что она не чувствует в себе той черной, безжалостной половины, которая могла совершить все это. Неужели ее глаза источали гнев, неужели ее слова источали ярость, неужели ее руки взяли нож и убили? Она до сих пор чувствует на них кровь отца. Она убийца. Отцеубийца. Отцеубийство карается по всем законам — по божеским и человеческим. Она не должна жить. Парни, расписывающие пульку за стеной, должно быть, думают так же. Парни, люди толстого Звягинцева. Сам Звягинцев не в счет. Он оказался славным человеком, он даже не боялся ее, он не давал волю справедливому гневу: единственным чувством, которое двигало им, было чувство сострадания. К молодой, красивой, преуспевающей женщине, которая неожиданно для себя оказалась поделенной на две части. На добро и зло… «Но ведь та Ольга, которую я не знаю и которую не помню, — она ведь тоже собиралась уничтожить зло». Она так и говорила — той полуслепой женщине, которую избила, тем фигурам из льда, которые уничтожила: «Зло должно быть наказано!» Ольга даже застонала от невозможности проникнуть в логику безумной половины своей души. Интересно, какая табличка висит при входе на нее? «Посторонним вход воспрещен»? Или — «Осторожно, идут ремонтные работы»? Или — «Свободных мест нет»? Или — «Не входи! Убьет»… Ведь существует какая-то логика даже в ярости, даже в покушении на убийство. Даже в убийстве… Почему эта грань перехода в безумие всегда ускользает от нее: ведь можно же научиться жестко ее фиксировать? Психиатры могли бы многое порассказать по этому поводу. Жаль, что она не услышит их рассказов. Ольга снова выстроила розоватые таблетки в квадрат: розоватые, овальные, с выдавленной английской буквой F на брюшках. Интересно, почему F, если они называются «Нитразепам»? Впрочем, какое это имеет значение, F даже лучше, больше соответствует моменту. F, freedom, свобода. Именно так, скоро она будет свободна… Может быть. Иона спас бы ее… Теперь, на пороге собственной смерти, когда стоит только толкнуть дверь и войти, она может себе признаться. Иона волнует ее. Волнует так, как никогда не волновал Марк. Нет, это было бы не правдой, это было бы нечестно по отношению к мужу. К Марку она всегда испытывала настоящее влечение и — изредка — настоящую нежность. Он был слишком хорош для нее, слишком целен даже в своей любви, слишком правилен. Его страсть всегда была страстной, только и всего, никаких полутонов: только рациональное белое и практичное черное, офисный евростандарт. Его страсть не знала настроений, она не знала перепадов температуры, она не знала усталости. Хотя иногда так сладко бывает устать от страстей. Иона — другое дело. Иона — дикий мальчишка, дикий зверь, а звери иногда устают и зализывают раны… Иона, с которым она бы хотела… Боге ним — с тем, что она хотела. Теперь это уже неважно. Сейчас она выпьет таблетки, и все перестанет быть важным. Только у охранников будут маленькие неприятности. Но больше, чем на полчаса, разнос не затянется. Они будут молча смотреть на орущего Звягинцева, и глаза их подернет влага: «Плачь больше, карта слезу любит», первое правило. Выслушав тезисы о том, какие они кретины и раздолбай, охранники снова вернутся к своим преферансным заповедям: «Под вистующего с тузующего», «Под игрока — с семака», «Хода нет — ходи с бубей»… Хода нет — ходи с бубей. Но ход есть. Очень хороший ход. Нужно попросить у охранников стакан воды, чтобы запить свою собственную смерть. …В углу неожиданно пискнул «ноутбук». Странно, что Марк не отключил его. И не забрал с собой, как «дипломат» с документами, — а оставил здесь. «Ноутбук» — последнее напоминание об их совместной жизни, пусть он и остается последним напоминанием. Ольга вздрогнула и тотчас же успокоила себя: Марку опять пришла электронная почта, все-таки он много работает, и работает на износ, надо бы… Она тотчас же окоротила себя: теперь Марк сам будет разбираться со своей жизнью. Но принять сообщение все-таки стоит. Это последнее, что она может сделать для Марка. Она терпеть не может работающего вхолостую компьютера, она всегда выключает его, она очень аккуратна в этом смысле, почти нетерпима, и Марк всегда посмеивается над этой ее нетерпимостью. И если уж она прошляпила работающий «ноутбук», то, так и быть, примет сообщение… Из той жизни, где еще не знают, что ее отец, глава крупной фирмы, мертв… Мертв, и это сделала она. |