Онлайн книга «Илиада»
|
Вспыхнувши гневом, ему отвечал Ахиллес быстроногий: «Ты одурачил, Заступник, меня, меж богами вреднейший, В поле отвлекший от стен! Не то еще много б троянцев Землю глодало зубами, назад в Илион не вернувшись! Славы великой меня ты лишил. Спасти же троянцев Было не трудно тебе: не боялся ты в будущем мести! Как я б тебе отомстил, если б это мне было возможно!» Так он ответил и, жаром горя боевым, устремился К городу снова, как конь с колесницей, награды берущий; По полю быстро, легко он летит, над землей расстилаясь. Так же стремительно двигал Пелид и ступни, и колени. Первым старец Приам Ахиллеса увидел глазами. По полю несся он, словно звезда, снаряженьем сверкая, — Словно звезда, что под осень восходит и ярким сияньем В мраке ночном средь бесчисленных звезд выделяется в небе. «Пес Ориона» — такое названье звезде этой дали. Всех она ярче блестит, но знаменьем грозным бывает И лихорадки с собою тяжелые смертным приносит. Так же и медь на груди у бегущего ярко сверкала. Вскрикнул старик, и руки воздел, и бить себя начал По голове. И, глубоко стеная, любезному сыну Начал кричать, умоляя его. Но тот оставался Пред воротами, пылая желаньем сразиться с Пелидом. К Гектору руки старик протянул и жалостно молвил: «Гектор! Не жди ты, дитя мое милое, этого мужа Там, один, вдалеке от других! Ахиллесом сраженный, Скоро ты гибель найдешь, ибо много тебя он сильнее, Грозный! О, если б он так же, как мне, стал мил и бессмертным! Скоро б собаки его и коршуны в клочья порвали, В поле лежащего! Страшная скорбь мне покинула б сердце! Доблестных много сынов он лишил меня в битвах кровавых, Иль умертвив, иль пленив и продавши на остров далекий. Да и сейчас я в числе воротившихся в город троянцев Двух сыновей моих милых увидеть не мог, — Ликаона И Полидора, рожденных владычицей жен Лаофоей. Если же в лагере живы они, то, как время настанет, Золотом выкуп и медью внесем мы; довольно их в доме: Выдал мне Альт престарелый за дочерью много сокровищ. Если ж погибли они и спустились в жилище Аида, Горе большое лишь мне да матери, их породившим. Все остальные троянцы скорбеть о них будут не долго, — Только бы ты не погиб, усмиренный копьем Ахиллеса! Ну же, дитя мое, в стены войди, чтоб остаться спасеньем Трои сынам и троянкам, чтоб славы большой не доставить Сыну Пелея, чтоб милой ты жизни и сам не лишился. Да и меня пожалей, — ведь еще я живу и в сознанье, — Жалкий, несчастный! Родитель Кронид мне пошлет на пороге Старости жребий ужасный. О, много придется мне видеть! Гибнущих видеть сынов, дочерей, увлекаемых в рабство, Спальни громимые их, младенцев, еще несмышленых, С ярою злобой в ужасной резне разбиваемых оземь, В гибельных видеть ахейских руках невесток плененных! Псы и меня самого перед дверью моей напоследок, Алчные, будут терзать, когда кто-нибудь, поразивши Острою медью меня, из членов дух мой исторгнет. Сторожевые собаки, — их выкормил сам у столов я, — Крови напившись моей, одурелые, лягут у двери. Юноша, павший в бою, пронзенный губительной медью, Выглядеть будет пристойно, лежи он хоть так, хоть иначе. Весь он и мертвый прекрасен, где б тело его ни открылось. Если ж седой подбородок и голову, если срамные Части нагие у старца убитого псы оскверняют, — Горестней зрелища нет для смертнорожденных несчастных». Сыну он так говорил и, за волосы взявшись седые, Из головы вырывал их. Но духа его не склонил он. Мать, со своей стороны, заливалася в горе слезами, Платье рукой распахнула, другою на грудь указала И обратилась в слезах со словами крылатыми к сыну: «Гектор, сын мой! Хоть это почти, и над матерью сжалься! Если когда-нибудь грудью я слезы твои прекращала, Вспомни об этом, мой сын, и с врагом нападающим бейся Из-за стены городской, а один впереди не сражайся! Если тебя он, жестокий, убьет, то не будешь оплакан Ты на постели ни мною, рожденье и отпрыск мой милый, Ни многодарной женою, а будешь от нас ты далеко Перед судами ахейцев собаками резвыми съеден!» Так они к милому сыну, рыдая, слова обращали, Жарко его умоляя. Но духа его не склонили. Молча он ждал приближенья огромного сына Пелея. Так же, как путника горный дракон выжидает в пещере, Трав ядовитых наевшись, исполненный ярости страшной. Грозным он взглядом глядит, извиваясь у входа в пещеру. Так же и Гектор стоял, неугасным охваченный пылом, К выступу башни внизу свой блистающий щит прислонивши. И обратился, смутясь, к своему он отважному сердцу: «Горе мне! Если отсюда в ворота и в стены я скроюсь, Первый же Пулидамант мне поставит в упрек, что троянцев Он мне совет подавал назад отвести к Илиону В ту злополучную ночь, как Пелид поднялся богоравный. Я не послушал его. А на много б то было полезней! Нынче ж, когда мой народ безрассудством своим погубил я, Я и троянцев стыжусь, и длинноодеждных троянок, Чтоб не сказал кто-нибудь, и родом, и доблестью худший: «Гектор народ погубил, на свою понадеявшись силу!» Так говорить они будут. Гораздо мне лучше тогда бы, В схватке один на один умертвив Ахиллеса, вернуться Иль под рукою его перед городом славно погибнуть. Или, может быть, лучше и выпуклый щит мой, и крепкий Шлем на землю сложить и, пику к стене прислонивши, Прямо навстречу пойти безупречному сыну Пелея И обещаться обратно отдать Атреидам Елену, Вместе же с ней и большие богатства, которые в Трою В полых своих кораблях увез Александр, что и было Ссоры началом. А кроме того предложу поделиться С ними богатствами всеми, которые город хранит наш, После ж с троянских старейшин я клятву бы взял, обязав их, Чтоб ничего не скрывали, но, сколько богатств ни хранится В городе нашем прекрасном, на две разделили бы части. Но для чего мое сердце волнуют подобные думы? Нечего мне к Ахиллесу итти! Мольбы не почтит он, |