Онлайн книга «Десантура-1942. В ледяном аду»
|
– Вы жутко голодали, почему же ваши совсем молодые ребята не сдавались в плен? Ведь они же понимали, что смерть неизбежна? Почему они, как правило, дрались до последнего? Тарасов удивился и открыл глаза: – А вы до сих пор этого не поняли? – Я понимаю, что они были фанатики, практически все до одного… – Вовсе нет. – Как вас прикажете понимать? – Если Красная Армия придет на Одер и Шпрее, вы это поймете, – осторожно подчеркнул слово «если» Тарасов. Фон Вальдерзее поморщился: – Я это слышал уже десятки раз, допрашивая пленных. Первый раз еще прошлым летом. Однако почти год с начала русской кампании уже прошел, а мы под Москвой. И давайте не будем придумывать альтернативное будущее. Оно четко предопределено. – Кем же? – усмехнулся подполковник. – Германией, конечно же! К концу этого года вы сами это увидите! Когда вермахт возьмет Петербург, Москву и Сталинград! Тарасов хмуро потер небритую щеку, услышал в словах обер-лейтенанта намек на жизнь: – Увижу, если вы меня сегодня не расстреляете. Не вы лично, конечно! – Таких ценных людей мы не расстреливаем, – откинулся на спинку стула обер-лейтенант. – Зачем же расходовать вас так по-глупому? – А как меня израсходовать по-умному? – Левая щека у Тарасова вдруг слегка задергалась, что случалось с ним только в минуты большой злости… * * * – Что ты сказал? Повтори! – Тарасов схватил командира разведроты Малеева за грудки и стал яростно трясти. – Товарищ подполковник, – руки старший лейтенант пытался держать по швам, сдерживая рефлексы разведчика. Пока получалось. – Товарищ подполковник, разведгруппа не вернулась из-под Малого Опуева. Должны были вернуться к утру, а нету… – Почему раньше не доложил! С ума сошел? Потери прикрываешь? Немцы бригаду уже ищут из-за твоих лопухов! – Тарасова трясло от злости. И опять стала дергаться левая щека. След той еще, с гражданской войны, контузии. – Почему это, товарищ подполковник? – В плен твои орелики попали. Если просто не сдались! Не орелики, а курицы! – Десантники в плен не сдаются! – набычился здоровенный Малеев. А руки его сжались в пудовые кулаки. – Вы же сами знаете, товарищ командир, что у немцев приказ – русских десантников в плен не брать! – Ты эти сказки, старший лейтенант, бойцам своим рассказывай! Да почаще! А мне не надо! Немцы за одного пленного десантника сейчас рады десять своих положить! Лишь бы языка взять! Шишкин! – Слушаю, Николай Ефимович! – Флегматичный начальник штаба бригады был полной противоположностью вспыхивающему как порох Тарасову. – Сколько у нас на сегодня пропавших без вести? – К точке сбора после выхода в немецкий тыл не дошли тридцать два бойца. В стычках пропало еще шестеро. Итого, на сегодняшний день, не считая разведгруппы, – тридцать восемь. – Слышал, Малеев? Тридцать восемь бойцов неизвестно где шляются! Дай бог, чтобы погибли, а не в немецком плену прохлаждались! – Николай Ефимович! Попридержи коней… – взял комбрига за рукав Мачихин. – Лучше, комиссар! Лучше! Для всей бригады лучше! Что остальные разведчики докладывают, звуки боя слышали? – Никак нет! – Либо заблудились, либо в плен сдались, – вставил свое мнение начштаба. – Не могли они сдаться! Генерала могли упустить по неопытности да раззявистости, а сдаться не могли! Верю я им! Они же комсомольцы! – почти закричал вконец обидевшийся Малеев. – А я, старлей, беспартийный, значит, мне веры, по твоей логике, нет? – прищурился Тарасов. – Да еще и репрессированный когда-то! А мне командование поверило. И отправило сюда. Вместе с вами. Только я вот перед тобой стою, а твои комсомольцы – нет. Не в комсомольском билете дело, а в мозгах! Мачихин покачал головой, чувствуя неизбежный и тяжелый разговор с командиром бригады… Тарасов же поиграл желваками. – Что за разведгруппа пропала? – Отделение сержанта Клепикова… – Те самые, проштрафившиеся? С генералом? – Те самые… – совсем убито, почти прошептал Малеев. Тарасов внезапно успокоился: – Ладно, деревню возьмем, разберемся. Что остальные докладывают? Шишкин, давай карту! По наблюдениям разведчиков, в Малом Опуеве немцы действительно сосредоточили какой-то склад. В Большом же Опуеве сосредоточена основная часть немецкого гарнизона. Обе деревни обнесены ледовым заграждением – в снег вкопаны доски и бревна и густо залиты водой. За речкой – да какая речка – так, ручеек! – немецкая минометная батарея. А от Глебовщины – деревни под самим Демянском – может достать артиллерия фрицев. – Следовательно, операция должна пройти максимально быстро! – подытожил Шишкин. – Немцы даже чихнуть не должны успеть! В штаб фронта полетела очередная радиограмма: «Штабу фронта. Бригада выдвигается на позиции перед Малым и Большим Опуево. Просим разрешения на атаку. Иначе погибнем. Где Гринёв? Тарасов. Мачихин». И когда батальоны уже готовились к выходу, дожидаясь приказа, к Тарасову прибежал взволнованный радист: – Товарищ подполковник! Шифрограмма из штаба фронта! Тарасов нервно вырвал листок бумаги из руки сержанта. И прочитал, не веря своим глазам: «Тарасову, Мачихину. Операцию по захвату Малого и Большого Опуева не разрешаем. Бригаде, не дожидаясь Гринёва, сегодня нанести удар по аэродрому в Глебовщине. Продукты будут сегодня. Себя обозначить ракетами. Курочкин. Ватутин». Закусив губу, чтобы не обматерить начальство при подчиненном, быстрым шагом подполковник направился к Шишкину. – Что? – спросил тот, с недоумением смотря на бледное, обросшее рыжей щетиной лицо комбрига. Тот без слов протянул радиограмму. – Твою мать, – единственное, что смог сказать начштаба. – И каким же образом? Тарасов устало сел на снег: – Вот именно таким, майор, именно таким. По-русски. Через задницу. Срочно комбатов сюда! Через час, без разведки, батальоны бригады выдвинулись совсем в другую сторону от немецких продуктовых складов. На центральный аэродром всего Демянского котла. Деревня Глебовщина была практически пригородом Демянска – маленького городка, в котором концентрировались все резервы немецкого второго корпуса… На стоянке остались только санбат, рота охраны штаба и интендантская служба… * * * – Ну что, б-б-батя… П-п-повоюем? – Сержант Артем Шамриков шмыгнул носом, вглядываясь в ночную мглу. – Повоюем, сынок! – Старшина Владимир Шамриков содрал трехпалой рукавицей лед с усов. |