Онлайн книга «The Телки два года спустя, или Videoты»
|
– Можете моей девушке сказать, что я сейчас на коленях перед ней стою? – Я машу в воздухе купюрами. Мужик смотрит то на меня, то на купюры. Я отчаянно ему подмигиваю. – Чё сказать-то? – Он неуверенно берет трубку, а другой рукой вырывает у меня три сотни. – Алё-алё! Он, в натуре, тут стоит... на коленях... – Нихуя себе! – доносится из трубки мужской бас. – Ага! – Мужик передает мне трубку. – Все, что ли? – Ну ты, Миркин, и придурок! – ржет Денис. – Пидарье, бля! – роняет мужик, поспешно засовывая бабки в карман и разворачиваясь. – Ну что, теперь поверишь? – Ящик виски. – Так! – Неделя обедов в Останкино. – Хм... – Два грамма гашика. – Ну, ты... – Никогда больше не звать меня за глаза «Кунг-фу пандой»! – Так, это уже через край! – Хочешь историчку? – Заметано. – У тебя полчаса, чтобы приехать. – Тридцать пять, тут пробки. – Твои проблемы. – Минус «панда». – Сделка не состоялась. – Я уже несусь, скотина ты бесчувственная!!! И снова отчаянный рык загнанной «Веспы», недовольные рыла «Рейндж Роверов» и «Лексусов» all over, таксующее хамье. Содержанки, чьи капризные носы органично сливаются с клювастыми капотами их автомобилей, норовят тебя если не трахнуть, то на худой конец задавить. Ухожу с Садового переулками на Тверские-Ямские, толкаюсь там в плотном астматическом мареве выхлопов, пока наконец пробка не высмаркивает меня на Тверскую. Мост у Белорусского поразительно пуст, видимо, сегодня «День Влюбленных-2», я выжимаю из своего несчастного ослика последний ресурс и лечу (хотя мне кажется – плетусь) к «Динамо». Дальше все свободно, а значит, этот парень, наверху, все еще видит меня. – Да! – рычу я в мобильный, спрыгивая с мопеда. – Она идет в жесткий отказ, – частит Денис. – При упоминании о том, что ты приедешь и объяснишь все лучше, порывается собрать сумку и свалить. Она в туалете, мне ее больше десяти минут не удержать! – Поднимаюсь! – бросаю ослика у крыльца и бегу по ступенькам. В кабинете разыгрывается сцена из кинофильма «Жестокий романс». Наталья Александровна в роли Ларисы Огудаловой, а Денис Караваев неубедительно изображает Вожеватого. – Наталья Александровна, вы же понимаете, сыграть настоящую учительницу может только учительница! – А настоящего ученика только я! – пуляю с порога. – Вот и Андрей наконец приехал! – Денис заерзал на стуле. – Он сейчас вам лучше объяснит... – На самом деле проблема с социальной рекламой – огромная! – придумываю я на ходу. – Какая же? – Наташа поднимает на меня глаза. Денис, пользуясь возникшей паузой, сваливает, оборачивается в дверях и разводит руками. – Огромная! – мямлю я. – Правда? – Она достает из сумочки фланелевую тряпку и протирает очки. – И в чем она заключается? – Я... – засовываю руки в карманы, нервно раскачиваюсь вперед-назад. – Я в вас влюбился... – Школьные комплексы? – Она убирает очки в футляр. – Однажды пойманный на собственной эрекции взгляд преподавателя истории? Или другого предмета? Я не знаю, как правильно отвечать, когда тебя убивают. Я не знаю, стоит ли отвечать вообще. Нам бы с тобой сначала переспать, а потом познакомиться. Мы нашли бы много общего. А все эти полутона, намеки и недомолвки прелюдий только вредят. – Андрей! – Она впервые называет меня по имени. Может ли это считаться прогрессом? – Наташа... – Знаешь, мальчики, сошедшие с ума от собственной звездности, – не моя тема. – Знаешь, я сошел от тебя с ума. Это прокатит за извинение? – Я просила извиняться? – Нет, но... почему-то хочется. – А откуда у нас, в столь юном возрасте, комплекс вины? – А откуда у нас, в еще более юном возрасте, такое жестокосердие? – Мне погладить тебя по голове? – Лучше укачать на груди. – Я сажусь на стол. – Ненавижу, когда сидят на столе. Слезь. – Дай мне руку, я боюсь высоты. – Ты, может, прекратишь паясничать? – Ты, может, прекратишь меня убивать? – Андрей, в самом деле. – Она картинно роется в сумке, перекладывая кошелек, сигареты и ключи. – Ты себе не тот объект выбрал, на меня это не действует. – Ты даже не попробовала. – Я машинально хватаю ее футляр с очками и начинаю вертеть в руках. – Пробовала... не с тобой. Футляр можно? – Махнемся на номер телефона? – Зачем? – Она искренне пожимает плечами. – Это не поможет. – Хорошо, давай по-другому. Я верну тебе футляр. А ты попросишь мой номер, идет? – Зачем он мне? – Кто знает, вдруг захочешь отправить эсэмэс? – У меня есть кому отправить! – Она закидывает ногу на ногу. – В смысле? – кладу футляр на стол, достаю сигарету и мну ее в пальцах. – Ты замужем? В смысле... у тебя есть молодой человек и все такое? – Все такое... Я опускаю голову и упираюсь взглядом в большие пальцы на своих ногах, которые как-то особенно нелепо торчат из сандалий. Затылком чувствую, что и Наташа смотрит туда же. – Ты с пляжа, что ли, приехал? Или из солярия? – последний вопрос звучит особенно презрительно. – Неа, – отвечаю я, понимая, что все рушится к чертям. Рассыпается, не находит связей. – От одной знакомой. Летел к ней, хотя вначале думал прилететь к тебе. Но у нее... – поднимаю голову, смотрю на нее. – Она собиралась повеситься, это катит за уважительную причину?.. – Вытащил из петли или не успел? – Успел. Как раз к началу спектакля. Чистый развод. – Ты все еще ведешься на женские истерики? Странно, вроде большой мальчик... – Она достает сигарету, встает, подходит к окну и открывает форточку. Закуривает. – Ведусь. А ты когда-нибудь вешалась? – тоже закуриваю на автомате. – Неа, вены пыталась вскрыть. Он был рок-музыкант, а я дочь богатых родителей, – говорит она, выпуская дым в форточку. – «Ты не стала женой, я не стал звездой», – цитирую я Науменко. – «Но я часто вспоминаю те времена, когда я знал тебя совсем другой», – продолжает она. – Стал? – Я смотрю на кольца дыма от сигареты и чувствую, как внутри поднимается волна каких-то давно забытых чувств и страхов. |