Онлайн книга «Богиня прайм-тайма»
|
Вид иронический. – Привет, мамуль! – Привет. – Что ты делаешь? – Алина за ее спиной подошла к плите и стала по очереди поднимать крышки. В одной сковородке была жареная картошка, в другой котлеты, а в третьей цветная капуста, тоже жареная. Алина схватила котлету и откусила половину – внезапно так захотелось есть, что даже живот подвело. – Руки вымой, душа моя! – А что ты делаешь? – Алина прожевала полкотлеты и сунула в рот остатки. – И почему здесь? – Я читаю, – ответила Ирина Михайловна. – То есть это мне так кажется, что я читаю! А здесь я потому, что твой отец уехал за какими-то грибами в Тверскую область. Помнишь Якова Ильича? Алина промычала нечто невразумительное, из чего никак нельзя было сделать однозначный вывод, помнит она Якова Ильича или нет. – А что ты читаешь? – Это она уже из ванной спросила. – О, боже, боже. Биографию Вивьен Ли. Якобы. – Почему якобы? – Да потому что это не чтение, а упражнение для слабоумных! Я все еще не слабоумная, как это ни странно. Издательство “Ваза”, слышала ты про что-либо подобное?! Мичуринский полиграфкомбинат. – А что? – Алина рассеянно рассматривала себя в зеркало. – Плохо написано? – Ужасно, – пожаловалась мать, появляясь на пороге. – Бумага ужасная. Перевод ужасный. Мусенька, иди, девочка, я тебе котлетку положу! Оказывается, у Вивьен была сумочка из “патентованной черной кожи”! Господи, патентованная кожа! И знаешь, что это означает? – Что? – Лаковая! – сказала мать в сердцах. – У людей это называется лаковая кожа, и никакая не патентованная! Господи, где их учат языкам, этих так называемых переводчиков! Алина улыбнулась. Ирина Михайловна говорила по-английски и по-французски, и вдвоем с отцом они объездили весь мир. Отец был инженер и строил электростанции в Иране, в Индии, в Китае и даже на Мадагаскаре, кажется. Везде она находила себе занятие, без дела никогда не сидела, к семидесяти годам сохранила чувство юмора, некоторую резкость в оценках и известное фрондерство. Отец ее обожал, и Алина всегда грустила, когда они справляли очередные “тридцать пять лет со дня свадьбы”. У них получилось, а у нее нет. Так обидно. Почему у нее не получилось? Она так старалась. Она была очень хорошей женой – гладила рубашки, принимала гостей, жарила котлеты. И еще шила во времена беспросветной бедности, когда купить юбку было не на что. И еще вязала – красиво получалось! Мама ее научила и шить, и вязать, потому что считала, что “девочка должна все это уметь”! И постоянно приводила в пример дочек английской королевы, которые шили солдатам рукавицы. Алина очень хорошо помнила, как заработала первые деньги – тысячу семьсот рублей, сумасшедшая сумма! Она даже не знала, как донесет их домой, ей было страшно, что по дороге у нее их украдут. Она донесла, и ничего не украли, и у них был праздник с шампанским и копченой колбасой. Алина Храброва очень любила копченую колбасу, больше любых других деликатесов! На свои бешеные деньги она купила отцу куртку в очень шикарном, только что открывшемся магазине на Новом Арбате, и дубленку мужу и маме, тоже что-то очень ценное. Как она собой гордилась, как чувствовала себя хорошей дочерью и самой лучшей женой! Даже в зеркало на себя смотрела по-другому. Когда смотрела, думала что-то вроде – вот портрет настоящей женщины, умеющей зарабатывать и любящей свою семью больше всего на свете! Когда все кончилось? Из-за чего? Работы все прибавлялось, это точно. Однажды в “Останкино” она шла по коридору – просто так, за сигаретами, что ли, или в буфет, и ее окликнул Сережа Соловьев, давний друг, большой начальник и начинающий продюсер. Тогда такие профессии – продюсер – значились только в титрах американского кино. – Алинка, давай сюда! – Что? – Давай, давай быстрей! Он затащил ее в комнатенку, где стояли стул, стол и камера. Она даже не успела как следует объяснить ему, что идет за булкой или сигаретами, да он и не слушал. За камерой стоял оператор. – Эта? – обидно спросил он, посмотрев на нее. – Куда такую дылду? Она ни в один кадр не войдет! – Твое дело снимать, – отозвался Соловьев. – Сереж, что ты придумал? Соловьев сунул ей какой-то текст, листочек упал, она нагнулась, чтобы поднять его. – Ничего такого особенного. Читай отсюда и пару раз улыбнись. Текст был про развитие овощеводства в условиях пустынь и полупустынь – откуда они его выкопали?! Алина прочла и ослепительно улыбнулась под конец, думая о том, что Соловьев полоумный, а буфет сейчас закроют. – Теперь давай отсюда! “Оттуда” она тоже прочитала. Это была пользовательская инструкция к факсу на английском языке. Алина дочитала до “in this case use button number 5” и опять ослепительно улыбнулась в финале. – Все, – сказал Соловьев. – Свободна. – Вот спасибо тебе, – поблагодарила Алина язвительно. – Я теперь без обеда останусь! – Похудеешь, – пообещал Сергей. – Станешь еще краше. Хотя ты и так хороша! Через неделю ей позвонили и сказали, что она прошла конкурс на место ведущего в новостях, что американская сторона, пересмотрев претендентов, выбрала именно ее, и нужно быстренько принести в международный отдел паспорт, чтобы также быстренько поехать поучиться в Нью-Йорк. Сказать, что это был миллион по трамвайному билету, – значит не сказать ничего. Потом она десятки раз повторяла эту историю в многочисленных интервью, с которыми к ней приставали журнальные девочки с истовым карьерным огнем в глазах, которым до смерти хотелось узнать – как?! Как выходят в звезды такой величины?! Как простые редакторши становятся Алиной Храбровой?! Как делаются такие карьеры?! Она рассказывала, и ей никто не верил, конечно. Это было слишком просто и слишком обыкновенно, а потому не годилось, и она перестала рассказывать. История про Роже Вадима и Катрин Денев была гораздо красивее и, главное, гораздо правдоподобнее, особенно в отечественном сознании, предписывающем каждой красивой женщине иметь надлежащего мужчину, который, собственно, и создает из нее звезду. Чтобы ей было чем развлекаться на досуге, пока он делает свои надлежащие деньги. |