Онлайн книга «Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы»
|
Шагах в сорока от того сугроба, за которым лежал Левашев, лейтенант сшиб командира батальона с ног, выхватил из-под балахона автомат, ударил им ефрейтора. Тот свалился тоже. В руке офицера блеснул парабеллум. Ярцев кошкой прыгнул к нему, схватил за руку. Выстрел грянул мимо уха, в пустоту. Быстро обернувшись, Ярцев увидел, что немецкий ефрейтор улепетывает по тропинке. — Стреляй! — крикнул лейтенант Левашеву. — Все равно шум поднимется. Солдат выпустил вслед удирающему гитлеровцу короткую очередь с колена. Ефрейтор упал, снова побежал. — Черт с ним! — сказал Ярцев, заламывая руки гитлеровского офицера за спину. — Несем этого!.. В неверном свете ракет, выпущенных немцами, они спустились к реке, с грозным ревом бежавшей к океану. С одного берега на другой был перекинут старинный семужий закол. По верхушкам бревен, едва торчавшим над вспененной водой, они прошли сами и провели пленного. Вульцергубер всю дорогу хмуро молчал и только на пути к штабу спросил: — Вы когда-нибудь жили в Берлине? — Нет, — ответил Ярцев, — я все время жил в Новгороде. — Но у вас чисто столичный выговор. — Неужели? — удивился Ярцев и рассмеялся. А Левашев еще долго не мог успокоиться. Даже укладываясь спать, он продолжал переживать случившееся: — Вижу, идете спокойно так. Думаю: что за черт? А рядом немцы… И как это вам удалось? — Как да как! — пробормотал сквозь сон Ярцев. — Повоюешь с мое, тогда узнаешь как… — Тебя, Пауль, теперь разжалуют, — сказал Брамайер. Ефрейтор Нишец потрогал окровавленное ухо. «И везет же мне, — вяло подумал он, — тогда на кордоне ушел от смерти, и сейчас целая очередь из автомата мимо прошла, вот только ухо задела». — Наверно, разжалуют, — равнодушно согласился он, кладя руки себе на колени, чтобы смирить их дрожь: никогда еще не бегал так, как пришлось бежать сегодня!.. — Бросил своего офицера, — продолжал Брамайер, — конечно, за это не пощадят. И без тебя есть много бывалых солдат, которые могут стать ефрейторами. Притом ты не член национал-социалистской партии. Вот если бы ты решил вступить в наши ряды, тебя, может быть, и не стали бы понижать в звании! — Поздно уже, — отмахнулся Нишец, и было непонятно, что он хотел этим сказать: или поздно вступать в партию, или пора спать?.. Он стал стягивать с себя сапоги, уныло осматривая ряды нар, на которых лежали егеря его отделения. — Томас, — позвал Нишец, — ты что не спишь? — Думаю, господин ефрейтор. — О чем же ты думаешь? — Да все о том же… Вчера русский снайпер убил Фрица Лангбенау. А я лежу как раз на его месте! — Ладно, — сказал ефрейтор, снова потрогав ухо, — завтра нам должны прислать вместо Лангбенау другого солдата. Так я положу его на твое место… А сейчас спи… На следующий день прибыл новый солдат — Франц Яунзен, год рождения — 1920, член организации «Гитлерюгенд» с тринадцатилетнего возраста, член национал-социалистской партии с весны 1941 года; университетское образование не закончено, в боевых действиях принимал участие дважды, наград не имеет. — Так, значит, — сказал Пауль Нишец, — ты университета закончить не успел? — Нет, господин ефрейтор. Перед немецким юношей стоят иные задачи! — Странное дело, немецкий юноша… Я знал двух, которые пробовали тратить время на учебу: Карла Херзинга и фельдфебеля Каппеля. И оба они кончили плохо… — Я постараюсь не следовать дурным примерам, господин ефрейтор! — бодро откликнулся Франц Яунзен. — Тогда занимай вон ту койку, где спал Фриц Лангбенау, который очень любил бриться напротив окна. Особенно хохотали егеря (и Нишец в том числе) над последней частью рукописи, где описывалось, как в один из дней 1953 года берлинцы замечают на улицах города полулюдей, полузверей, одетых в засаленные медвежьи шкуры, что вернулись после победы солдаты Лапландской армии. Один тащит оленьи рога, другой обвешан песцовыми шкурками, третий несет моржовые клыки. Жены, узнавая своих мужей, бросаются к ним навстречу, но егеря хватаются за шмайсеры и спрашивают пароль. Все блага городской цивилизации солдатами были давно забыты. Кончалась мистерия тем, что скоро, на удивление берлинцам, все улицы были застроены блиндажами и дотами; в них по старой военной привычке разместились славные носители эдельвейса… Когда Яунзен кончил читать мистерию, дверь раскрылась, и в землянку вошел незнакомый лейтенант. С поднятым воротником шинели, расставив ноги в ярко начищенных сапогах, он стоял на пороге, держа руки за спиной, точно прятал невидимую дубинку. Оглядев егерей колючим взглядом, офицер подошел прямо к Яунзену. — Я находился за дверью, — сказал он скрипуче, — и все слышал… Где вы взяли эту рукопись? Яунзен, побелев лицом, стоял молча. — Я вас спрашиваю! — Герр лейтенант, я ее взял из своего ранца. — Кто вам туда ее положил? — Никто, герр лейтенант. — Значит, эта вещь, направленная к упадку боевого духа солдат, написана вами? Под очками Яунзена блеснули слезы. — Отвечайте! — Да, герр лейтенант, это написано мною. Но я… — Молчать!.. В каких военных кампаниях принимали участие? — Я участвовал в карательной экспедиции. — Где? — В норвежской провинции Аксерхус. Обер-лейтенант Форстер получил тогда Железный крест первой степени. — Но получили-то крест не вы! Так чего же суетесь?.. А от фронта, выходит, отлынивали? — У меня, — с трудом выдавил Яунзен, — геморроидальные колики. — Вы их нажили, когда писали эту дрянь?.. — Лейтенант выругался. — Кто здесь ефрейтор?.. Пусть перепишет всех, слушавших этого паникера… Вы? — сказал он, посмотрев на Нишеца. — Впрочем, вы тоже поддались упадочнической пропаганде и не воспретили вредную агитацию… Я сам перепишу вас… Как твоя фамилия?.. А твоя?.. Он аккуратно переписал всех егерей, находившихся в землянке, и Нишец подумал: «Наверное, из полицейских — типичный шупо…» Ефрейтор еще не знал тогда, что лейтенант Вальдер, назначенный командиром тринадцатого взвода взамен рехнувшегося фельдфебеля Каппеля, действительно служил в провинциальной полиции. Помахав перед носом Яунзена свернутой в трубку рукописью «Возвращения героев Крита и Нарвика», лейтенант Вальдер вытянул свою лисью мордочку. — Завтра, — многозначительно сказал он, — на позиции прибывает инструктор по национал-социалистскому воспитанию фон Герделер, и я доложу ему об этой мрази, за которую вы поплатитесь трибуналом… Когда лейтенант ушел, Франц Яунзен вдруг побледнел и грохнулся в обморок. |