Онлайн книга «Баязет»
|
— Кажись, попали, — сказал фейерверкер. — Пали, — ответил Потресов, и над старым редутом снова взмыло огнем и дымом; толпа турок покатилась прочь… Клюгенау сбегал вниз, посмотрел, как стоят бревна под полом, и вернулся довольный. — Трещат, но держать будут, — сказал он. — Впервые в жизни я ощутил вкус к риску в расчетах… Штоквиц навестил Сивицкого в госпитале; тот без спора налил ему четверть ведра профильтрованной воды, благо сегодня все надеялись уже покинуть крепость. Не поленился комендант своими руками притащить воду к артиллеристам, и ее тут же выпили, не прекращая стрельбы. — Сейчас наш Исмаил-хан, — рассказал Штоквиц майору, — разглядел в одном всаднике на белом коне своего братца. Вы, майор, случайно не подбейте ханского родственника, а то ведь, сами знаете, Россия бедна генералами! .. В планы турок не входило допущение русских войск на улицы города, и потому длинные ряды вражеских колонн, разбрасываемые взрывами гранат, тут же смыкались, чтобы перехватить отряд Калбулай-хана еще на подходе к городу. — А турок многовато, — заметил Сивицкий. — Да, — согласился Китаевский, — турок немало, а наших войск что-то немного. И вот я думаю… Пуля чиркнула в переплет окна. — Знаю, что вы можете думать, — сказал Сивицкий. — Не напрасно ли мы отдали артиллеристам четверть ведра воды? Если желаете знать мое мнение, то я скажу честно: напрасно! — Вы не верите? — спросила Аглая. — Голубушка, если это правда, что Исмаил-хан узнал в голове колонны своего брата-генерала, то… Вы же сами понимаете, братья потому и братья, что весьма похожи друг на друга! — А я верю, — сказала женщина. — Они не могут не знать, что происходит здесь, и они прорвутся к воротам крепости. — Может быть, — уныло ответил Сивицкий. — Очевидно, бывает и так, что с одной ветки два яблока различны на вкус. Впрочем, не будем отвлекаться… Вновь прибывший отряд Калбулай-хана Нахичеванского вступил в соприкосновение с войсками Фаик-паши, и жаркая перестрелка тянулась весь день, поддержанная огнем из крепости, продолжалась вечером, и вот над Баязетом уже насела черная азиатская ночь. Появилось уныние. — Что ж, — сказал Карабанов, — винить их даже нельзя. Если бы они рискнули просочиться к нам через этот страшный лабиринт стен и саклей, сколько бы их дошло? .. Мы, господа, знаем это по себе, когда втягивались в крепость после рекогносцировки. — Да, — буркнул Штоквиц, — человек сто дошло бы! — Меньше. Полсотни. — Никто, господа, не дошел бы, — закончил разговор штабскапитан Некрасов, и, после неуверенных возражений, с ним были вынуждены согласиться. — Здесь нужна армия, — сказал юнкер Евдокимов. — Или полководец, — съязвил барон Клюгенау. И потянулась ночь. — Выручат, — говорили солдаты. — Видать, не вся подмога собралась. Погодим до утречка, потерпим… Спать в эту ночь было невозможно. Спасение где-то рядом, радостно сознавать, что во мраке сейчас стоит русское войско. В крепости звучал смех, люди стали шутить над своими бедствиями. Ватнин мечтал: — Первым делом, братцы, в баньку пойдем. Блондинок из хурды своей вытрясем, волоса обкорнаем, париться будем. — А я на майдан сразу же, — хвастался Дениска. — Арбуза два украду, в тенек засяду и сожру, даже корок не останется. Вахмистр Трехжонный крутил своей плеткой. — Я не так, — сказал он, — я барской еды попробую. Ни копейки домой не пошлю, все на харчи сладкие потрачу. — Ну и дурак будешь! Рази же слаще хлеба нашего, да с сольцей, бывает что? Мне бы краюшку, братцы… — Огурчик ба-а! — совсем размечтался Ватнин. Карабанов молчал, улыбаясь тонкими губами, Дениска докурил цигарку до половины, протянул ее поручику: — Ваш черед, ваше благородие. — Спасибо, братец. — Говорят, — снова начал Трехжонный, — будто есть хрукт райский, анансом зовется. Вот, господин поручик, вы из благородных происходите — ели вы таку штуку? Андрей захотел присесть в углу на короточки, но его остановили: — Нельзя, тута какая-то зараза нагадила… Карабанов махнул рукой: — Ел. Ел я ваш «хрукт райский»… Было тогда в Петербурге такое общество, куда собирались обжоры. Не чета вам, конечно, — деньгами сорили. Я изобрел яичницу, которая стоила девять рублей одна сковородка, и тоже был принят. Все, что есть в мире съедобного, все перепробовали. Ни глубина морей, ни высота гор — ничто не мешало: выписывали жратву, какая только есть. И наконец наступил такой момент, когда мы вдруг поняли, что жрать больше нечего. Совершенно нечего! — Как это? — не понял Дениска. — Жрали, жрали, и вдруг не стало чего? — А так, все уже было испробовано. И тут, братцы, кто-то из нас догадался, что не пробовали мы женского молока… Казаки рванули хохотом, чуть зубы изо рта не выскочили: — Хах-ха-ха… Вот это смак! Из титьки прямо… — И приготовили, братцы, нам за бешеные деньги мороженое из сливок молока женского. Мы, конечно, съели. Ничего особенного. Вот, вахмистр, а ты говоришь — ананас! Ватнина эта история не развеселила. — Баловник ты, — сказал он с упреком. Воды в эту ночь раздобыли немного. Она не могла притушить мучительный и жестокий жар, — всего лишь жалкие капли ее брызнули на раскаленный гарнизон. Но сейчас люди согласны были выстрадать, обнадеженные скорым спасением, и Штоквиц, чтобы подбодрить солдат, велел бросить в черное небо ракету. Потресов выстрелил се, шумную и радужную, как сама человеческая радость, и в ответ, откуда-то из-за гор, вытянулась хвостатая лента огня. — Здесь! — обрадовались солдаты. — Стоят еще, родимые! .. По временам в отдалении слышалась стрельба и какой-то приглушенный вой людских голосов, то жалобный, то торжествующий, и Потресов решил поджечь несколько зданий, чтобы осветить ночной город. — Готовь бомбы, — велел он. Когда же наступил рассвет, все снова кинулись к окнам, но их ждало жестокое разочарование: вместо русского лагеря под стенами города они увидели все ту же самую печальную равнину, которая безлюдно стелилась до подножий Чингильского хребта, и только качались среди холмов турецкие бунчуки и пики, снова вырастали в степи шатры кочевников… — Не может быть, — сказал Штоквиц, — они, наверное, спустились в лощину… Потресов, дайте ракету! Напрасно трубач выхрипывал с верхнего фаса мятежную «зорю». — Громче! — орал Штоквиц. — Громче труби… |