Онлайн книга «Баязет»
|
— Хан должен заболеть, — решил Штоквиц. — Я займусь сейчас своими делами, а вы, барон, передайте подполковнику, что желательно видеть его больным… Хватит уже разводить с дураком китайские церемонии! — Вы не особенно-то и разводите, Ефрем Иванович. — Некогда. — ответил Штоквиц. Калмыцкий хан болтался в пегле, но угроза его оправдывалась. В крепость проник лазутчик Хаджи-Джамал-бек и сказал, что в Баязет подвезли немецкую пушку. Скоро послышался в небе какой-то шум, что-то с протяжным шорохом пролетело над крепостью и ахнуло взрывом в развалинах армянских саклей. Потресов нахмурился. — Здравствуйте, господин Крупп, — сказал он. — Вот и вы собственной персоной! .. После взрыва, который по своей оглушительной силе не был похож на предыдущие, люди как-то невольно растерялись. Шорох в небе, оглушительный грохот, смерч осколков — все это было что-то новое в их положении. — Откель ото? — спросил гренадер Хренов, вертя головой. Между тем среди турок царило почти праздничное настроение: они вместе с семьями, забрав детей и старух, рассаживались в ленивых позах поодаль от цитадели, словно перед началом любопытного зрелища. — Принято играть свою роль, когда видишь перед собой таких искушенных зрителей, — сказал Карабанов. Некрасов положил на плечо сотника руку: — Я хочу предложить вам половинку чурека. — Где вы достали такую роскошь? — О, не спрашивайте, Карабанов: оказывается, кто-то из солдат наших побывал этой же ночью на майдане. Они жевали вкусный чурек. Смотрели в бойницу. Турки смотрели на них. — Любопытно, — заметил Андрей. — Что? — спросил Некрасов. — А вот… все это! .. Почти обвал, почти конец свега, в палевом едком дыму, в грохоте и пламени, лопнул первый снаряд, и стены крепости, эти древние стены, в граните сером, в мраморе розовом, эти стены покачнулись вдруг… Карабанов стоял у стены и видел, как в медленно оседающей пыли постепенно начинают проступать перед ним очертания лица Некрасова. — Вы живы? — спросил его штабс-капитан. — Пока — да… Но, кажется, это последний чурек, которым я закусываю свою грешную жизнь! — А, судьба! — отмахнулся Некрасов. — Верно. А у судьбы — длинная седая борода, и вы меня учили каждый раз плевать ей в эту бороду… На дворе, из-под обрушенных сверху камней и обломков стены, санитары вытаскивали воющих от боли и страха раненых. За фасами крепости раздавались раскаты вражеского смеха: турки восторженно переживали результат первого попадания. Клюгенау в злости скрипнул зубами: — У-у, проклятые! — Турки-то, ваше благородие? — спросил солдат. — При чем здесь турки? Немцы… Потресов доложил Штоквицу: — Третье орудие — вот главная цель их, как мне кажется. Я уже велел закидать его мешками, чтобы скрыть блеск металла, иначе им удобно целиться… Но сам я не могу отыскать, откуда ведется огонь. — Ищите, майор, ищите… Господин Альфред фон Крупп знал, за что берет деньги, когда продает свои пушки «сербоглотам», как он называл турок в веселую минуту. Да, международные промышленные выставки недаром отмечали высокое качество германского идола: еще один выстрел, и стена мечети осела книзу. — Проклятая немчура! — ругался Клюгенау. — Так и жди от нее пакостей… — Есть! — крикнули с минарета. Где-то в отдалении, на чудовищной дистанции, среди взбаламученного моря всадников пыхнуло белым дымком. Снова — взрыв, и еще не осели поднятая кверху земля и обломки, как Потресов велел развернуть орудие. Санитары притащили из госпиталя носилки, на которых лежал Кирюха Постный. — Мне бы, — сказал канонир, — дозвольте… И махнули рукой: — Дозволяем! .. Отошли в сторону, чтобы не мешать артиллеристам. Кирюха, привстав с носилок, со стоном присел возле прицела. Хобот орудия дрогнул, и турки за стенами крепости снова разразились веселым хохотом. — Пущай, — сказал Кирюха, — я свое дело знаю… — Только попади, — умоляюще сказал Штоквиц, — и Георгиевский крест тебе обеспечен. В офицеры выведем! Человеком станешь! Притихли и турки за стенами. — Пали! Снаряд улетел, и ветер донес хлопок разрыва. — Мимо, — сказал Потресов. Кирюху корчило от боли, а турки вдруг снова стали хохотать, но теперь они смеялись уже над ним. — Пущай, пущай, — сказал канонир, — они мне помешать не могут… высоту прицела я взял хорошо! Штоквиц опустил бинокль: — Верно, не хватает дать отклонение! Дистанция в две тысячи сто пятьдесят сажен — дистанция немалая, и это все понимали. Рысьи глаза канонира ощупали даль. велел Кирюха подбить станок — еще ударить, правей, чуть-чуть, — так… — Братцы… пали! При выстреле его отшибло назад, и он сунулся ничком на носилки. Его не уносили пока. Ждали. — Тама! — закричали с минарета. Крупповское орудие было разбито, и турки, подгоняя своих детей, жен и старух, стали разбредаться от крепости. Спектакль закончился для них неудачно. — Дайте еще, — велел Потресов, — две бомбы, и хватит! — Несите меня, братцы… — Кирюха закрыл глаза. — Несите! Штоквиц хрипло выдохнул воздух. — Уф, вот это да! — сказал он. — Чем бы все это кончилось, я не знаю, но господин Крупп не такой уж милый человек, как о нем пишут столичные немцы! Он поманил к себе Хаджи-Джамал-бека: — Что в городе? — Хорошо, — ответил лазутчик. — На майдане птичий молока много. Русский барышень гулял… — Приготовься, — наказал ему Штоквиц сурово. — Завтра я пошлю к Тер-Гукасову еще одного человека, и ты проводишь его до Чингильского перевала. — А кого вы думаете послать? — спросил Некрасов. — Еще не решил. Кого-нибудь из казачья… 5 Некрасов послушал и обозлился: — Чего не знаешь, того не болтай, вшивый! Рассказчик смутился: — Ваше благородие, за что купил, за то и продаю. Мне эдак-то один купец на ярманке сказывал… — А ты не все покупай, что продают на ярмарке, — строго заметил Юрий Тимофеевич. — Паче того, у купцов наших! Они в Замоскворечье да на Плющихе пузо растят и не могут знать того, какой чудесный народ живет в Болгарии! |