Онлайн книга «Литературный призрак»
Разве могут ядерная физика, генная инженерия, квантовое распознавание быть добрыми или злыми? О технологии можно сказать только одно: работает она или не работает. А для чего работает — это уже совсем другой вопрос. Доктор Франкенштейн сбежал, бросил свое создание, и в этом его вина. Его детище оказалось во власти людей, которые поступили так, как всегда поступают невежды: улюлюкают и закидывают каменьями. А если бы добрый доктор обеспечил свое творение средствами самозащиты, механизмами адаптации и выживания, то, возможно, удалось бы спасти множество средневековых жизней, и трансплантология возникла бы на пару веков раньше. Я вижу, Мо, куда ты клонишь. Но разве можно научить машину распознавать добро и зло? Противостоять злоупотреблениям? Вот же она, черная тетрадка. Если «Красп» не способен к распознаванию, пусть получит другое название. Телефон зазвонил, когда я разбивала яйцо. Джон берет трубку — ему ближе. — Билли? Он долго молчит. — Поня-я-тно, — наконец тянет Джон и кладет трубку. Так я и знала. Плохие новости. — Это Билли из Балтимора. В «Мартышке с барабаном» он видел трех американцев, похожих на «Братьев Блюз» [84] . У «Святого Фахтны» загадочные неполадки с мотором, так что утром его можно не ждать, но к вечеру он точно вернется: у Дэнни Уэйта кончается инсулин, а погода до конца недели не улучшится. Вот и вонзилась лопата в землю, сквозь камешки и дерн, рубит корни. — Ма! — Лайам хватает меня за руку, — Мы должны тебя спрятать! Планк залаяла. В дверь постучали. Неужели все? Лайам тащит меня подальше от двери. — Кто там? — спрашивает Джон. — Это я, Брендан Миклдин! Не утро, а сцена из боевика. Вваливается запыхавшийся Брендан, с ним врывается свежий, морозный воздух. — Мо, Билли сказал мне, что янки близко. Мы можем переправить тебя в Скалл на лодке Ройшин. Оттуда моя свояченица отвезет тебя в Баллидехоб. А дальше… Я остановила его жестом: — Откуда? Откуда вы знаете? — На Клир-Айленде своих не дают в обиду! — Брендан повышает голос, что странно слышать. — Сейчас не время толковать: откуда знаем, да кто сказал, да все такое. Лодка стоит наготове! Представляю себе свое возможное будущее. Я пускаюсь в бегство: взгляды украдкой из окна такси, низко опущенный зонтик, высоко поднятая перед лицом газета, и так до самого Белфаста. А дальше что? Если не догонят, если смогу добраться до Белфаста — опять переправлюсь на континент, затаюсь в какой-нибудь бедной стране, все это время лелея у сердца единственную схему компьютера новой земли. Мо, что привело тебя к этому? Тишина, все ждут. Джон, откашлявшись, спрашивает: — Что будем делать? Нужно решать, родная. — Спасибо, Брендан. На общественном транспорте Республики Ирландия от Пентагона не убежишь. Пора с ним встретиться лицом к лицу. Вот что я считаю. Брендан достает свой противоастматический ингалятор, встряхивает и делает несколько вдохов. — Ну, мы с Габриелем и мальчиками покажем этим янки, кто чего стоит. Меня переполняют страх, возбуждение, любовь. — Нет! Ни в коем случае, — говорю я, — Не нужно ни драться, ни бежать. Лайам спрашивает, помрачнев: — Так что ты будешь делать, ма? Я отвечаю как можно спокойнее: — Собирать вещи. Квантовая физика говорит на языке вероятности в терминах неопределенности. Если мы знаем положение электрона, то неизвестно направление его движения и местонахождение на момент регистрации измерения. Джон потерял зрение. А если мы определяем направление движения электрона, тогда неизвестно его положение. Хайнц Формаджо из «Лайтбокса» прочитал мои белфастские статьи и пригласил на работу. Частицы, образующие атомы мозга того молодого человека, который вытолкнул меня из-под такси в Лондоне, сложились таким образом, что он оказался в тот момент в том месте, захотел это сделать, сумел это сделать. Даже самая полная информация о радиоактивном атоме не позволяет нам предсказать момент его распада. Я не могу предсказать момент появления Техасца на острове. Где заканчивается микромир и начинается макромир? Границы не существует. Лайаму приходится нагибаться, чтобы не задеть головой потолочные балки в спальне Джона. В нашей с Джоном спальне. Я помню тот день, когда он впервые сам вскарабкался сюда по лестнице, ступенька за ступенькой, задрав попу, и выражение лица было как у Эдмунда Хиллари [85] . — Лайам, ты? — А бородавка-то сошла, мам! — Вот именно! И кто скажет, что это глупости? — Ма! Не можем же мы сдаться без боя! — Именно для того я и иду. Чтобы не было драки. — Ты говорила, что «Красп» переносит военные технологии на пятьдесят лет в будущее! — Это было полгода назад, в «Лайтбоксе». Я недооценивала «Красп». — Не понимаю. Черная тетрадка лежит на комоде. — А что, если «Красп» окажется настолько мощным, в этическом смысле, что сможет предотвратить злоупотребления? Что, если «Красп» возьмет на себя функцию… как бы это сказать… смотрителя зверинца? — Я тебя не понимаю. Каким образом? Мужчины что-то обсуждают внизу, на кухне. — Человеческий род обречен либо исчезнуть лет через пятьсот, либо… стать лучше. Технический прогресс вырвался из-под нашей власти, он обгоняет нашу способность управлять им. Но предположим, давай предположим, что «Красп» сам в состоянии контролировать себя, тогда… Господи, как это звучит со стороны? — Лайам, по-твоему, я сошла с ума? У берега в один голос заблеяло стадо овец. Лицо Лайама застыло, как на портрете, и вдруг озарилось улыбкой. — Мам, а что, если подсунуть им черную тетрадку, чтобы они от тебя отвязались? Лайам — смышленый мальчик. — Ах да! Черная тетрадка. «Нортон» Реда Килдара с треском врывается во двор и резко тормозит перед входом. Гейзенберг закукарекал и взлетел на телеграфный столб, где для него есть жердочка. — Это Ред, — поясняет Джон. — Приехал подоить Фейнман. |