Книга Пятьдесят оттенков свободы, страница 135 – Эрика Леонард Джеймс

Только один? Нет… не один. Не как я. Но, быть может, сейчас не лучшее время говорить об этом.

– Ты еще такая молодая и достаточно честолюбивая.

Честолюбивая? Я?

– В общем, ты выбила почву у меня из-под ног. Боже мой, это было так неожиданно. Никогда в жизни, спрашивая тебя, что случилось, я не ожидал услышать, что ты беременна. – Он вздыхает. – Я так жутко разозлился. На тебя. На себя. На всех. И ко мне снова вернулось чувство, когда я ни над чем не властен. Мне надо было выйти, уйти куда-нибудь. Я пошел к Флинну, но он оказался на каком-то родительском вечере. – Кристиан делает паузу и изгибает бровь.

– Смешно, – шепчу я, и он согласно усмехается.

– Поэтому я шел, шел и шел и… обнаружил, что пришел в салон. Элена уходила. Она удивилась, увидев меня. И, по правде говоря, я и сам удивился, что очутился там. Она увидела, что я зол, и спросила, не хочу ли я выпить.

Черт. Мы подходим к самому главному. Сердце мое колотится в два раза быстрее. Действительно ли я хочу знать? Мое подсознание смотрит на меня, предостерегающе вскинув выщипанную бровь.

– Мы пошли в тихий бар, и я взял бутылку вина. Она извинилась за то, как вела себя, когда мы последний раз виделись. Ее сильно задевает, что моя мама больше не желает ее знать – это сильно сузило для нее круг общения, – но она понимает. Мы поговорили о бизнесе, который идет прекрасно, несмотря на спад в экономике… Я упомянул, что ты хочешь детей.

Я хмурюсь.

– Я думала, ты рассказал ей, что я беременна.

Он смотрит на меня открытым взглядом.

– Нет, не рассказал.

– Почему же ты мне это не сказал?

Он пожимает плечами.

– Не было возможности.

– Разумеется, была.

– На следующее утро я не мог найти тебя, Ана. А когда нашел, ты была так зла…

О да.

– В общем, в какой-то момент, примерно на середине второй бутылки, она наклоняется, чтобы прикоснуться ко мне. И я цепенею, – шепчет он, прикрывая рукой глаза.

О боже.

– Она увидела, что я отшатнулся от нее. Это потрясло нас обоих. – Голос его тихий, слишком тихий.

Кристиан, посмотри на меня! Я тяну его руку, и он опускает ее, поворачивается и смотрит мне в глаза. Черт. Лицо у него бледное, глаза широко открыты.

– Что? – выдыхаю я.

Он хмурится, потом сглатывает.

Ох… чего он мне не говорит? И хочу ли я знать?

– Она попыталась… соблазнить меня. – Вижу, он потрясен.

Мне нечем дышать, как будто кто-то выкачал у меня из легких весь воздух, и мне кажется, сердце остановилось. Эта проклятая ведьма!

– Это был момент, словно застывший во времени. Она увидела выражение моего лица, и до нее дошло, как далеко она переступила грань. Я сказал… нет. Я уже много лет не думал о ней в этом смысле, и, кроме того, – он сглатывает, – я люблю тебя. Я сказал ей, что люблю свою жену.

Я с нежностью смотрю на него. Не знаю, что сказать.

– Она сразу же пошла на попятный. Извинилась еще раз, обратила все в шутку. Я имею в виду, сказала, что счастлива с Айзеком, и довольна бизнесом, и не держит ни на кого из нас зла. Сказала, что скучала по моей дружбе, но понимает, что моя жизнь теперь связана с тобой. И как это было неловко, учитывая то, что произошло в последний раз, когда мы все были в одной комнате. Я был с ней полностью согласен. Мы с ней распрощались – окончательно. Я сказал, что больше мы видеться не будем, и она ушла.

Я сглатываю, страх сжимает мне сердце.

– Вы целовались?

– Нет! – кричит он. – Подобная близость с ней была для меня невыносима.

А-а. Хорошо.

– Я чувствовал себя несчастным. Мне хотелось пойти домой, к тебе. Но… я знал, что вел себя ужасно. Я остался и прикончил бутылку, потом принялся за бурбон. Пока пил, я вспомнил, как ты как-то сказала мне: «А если б это был твой сын…» И я стал думать о Старшеньком и о том, как мы с Эленой начали. И почувствовал себя… неуютно. Я никогда раньше не думал об этом с такой точки зрения.

Воспоминание всплывает у меня в мозгу – разговор шепотом, который я слышала в больнице, когда лежала в полубессознательном состоянии. Голос Кристиана: «Но после встречи с ней я наконец увидел все в новом свете. Ну, ты знаешь… в отношении ребенка. Впервые я почувствовал… то, что мы делали… это было неправильно». Он говорил с Грейс.

– Это все?

– Пожалуй.

– А.

– А?

– Значит, все закончилось?

– Да. Все закончилось еще тогда, когда я впервые увидел тебя. В ту ночь я наконец осознал это, и она тоже.

– Прости, – бормочу я.

Он хмурится.

– За что?

– За то, что так злилась на тебя на следующий день.

Он фыркает.

– Детка, злость мне понятна. – Он замолкает и вздыхает. – Понимаешь, Ана, я хочу, чтоб ты принадлежала мне одному. Не хочу ни с кем тебя делить. Хочу быть центром твоей вселенной, по крайней мере какое-то время.

О-о. Кристиан.

– Ты и есть центр моей вселенной. И это не изменится.

Он улыбается мне снисходительной, печальной, смиренной улыбкой.

– Ана, – шепчет он, – но это же неправда.

Слезы обжигают мне глаза.

– Как такое может быть? – бормочет он.

Да нет же.

– Черт… не плачь, Ана. Пожалуйста, не плачь. – Он гладит меня по лицу.

– Прости. – Нижняя губа у меня дрожит, и он водит по ней большим пальцем, успокаивая меня.

– Нет, Ана, нет, не извиняйся. У тебя будет еще кого любить. И ты права. Так и должно быть.

– Комочек тоже будет любить тебя. Ты будешь центром вселенной Комочка-Джуниора, – шепчу я. – Дети любят своих родителей бескорыстно, Кристиан. Такими они приходят в мир. Запрограммированными любить. Все дети… даже ты. Вспомни детскую книжку, которая нравилась тебе, когда ты был маленьким. Ты до сих пор нуждаешься в своей маме. Ты любил ее.

Он хмурит лоб и убирает руку, сжав ее в кулак на подбородке.

– Нет, – шепчет он.

– Да. – Слезы уже свободно текут у меня по лицу. – Конечно, любил. Это не было выбором. Поэтому ты так страдаешь.

Он смотрит на меня с болью в глазах.

– Поэтому ты можешь любить меня, – бормочу я. – Прости ее. У нее хватало собственной боли. Она была плохой матерью, но ты все равно любил ее.

Он смотрит и ничего не говорит, взгляд, терзаемый воспоминаниями, которые я даже представить не берусь.

Пожалуйста, только не молчи.