Онлайн книга «Цветы зла»
|
Я богохульствовал давно! CVII
ВИНО ОТШЕЛЬНИКА Ни взгляд прелестницы, изысканный и нежный, Скользящий вкрадчиво, как белый луч луны, На лоне озера родивший рябь волны, Купающей в себе красу луны небрежной, Ни тощий кошелек в кармане игрока, Ни жадный поцелуй иссохшей Аделины, Ни отзвук музыки, как дальний стон кручины, Нас опьяняющий и сладкий, как тоска, Нам не заменят твой пронзающий бальзам, Бутылка; он, на дне глубоких недр сокрытый, Льет в душу молодость, и жизнь, и гордость нам, Спешит восстановить поэта дух разбитый… Вино, хвала тебе! ты — гордость бедняков, Ты превращаешь их в ликующих богов! CVIII
ВИНО ЛЮБОВНИКОВ Как сверкает небесный простор! Без узды, без кнута и без шпор Конь-вино мчит нас в царство чудес В феерическом блеске небес! Мы в кристальной дали голубой, Как два Ангела, реем с тобой, От горячки сгорая, летим, Уловить дальний призрак хотим. Чуть колышимы мягким крылом, Увлекаемы вихрями грез, Мы мечтаем, мы бредим вдвоем, Чтобы вихрь нас в безбрежность унес, Чтоб со мною достигла и ты Заповедного рая мечты! ЦВЕТЫ ЗЛА
CIX
РАЗРУШЕНЬЕ Меня преследует Злой Дух со всех сторон; Неосязаемо вокруг меня витая, Нечистым пламенем мне грудь сжигает он; Я им дышу, его вдыхая и глотая. То, образ женственно-пленительный приняв, Когда душа полна святого вдохновенья, Весь — лицемерие средь мерзостных забав, Мои уста сквернит напитком преступленья; То истомленного от взоров Бога прочь В пустыни мертвые, где скука, страх и ночь, Уводит силою таинственной внушенья, То вдруг насмешливо являет предо мной Одежд нечистых кровь и ран разверстых гной, И час кровавого готовит Разрушенья. CX
МУЧЕНИЦА КАРТИНА НЕИЗВЕСТНОГО ХУДОЖНИКА Где над флаконами нависли складки тканей, Где платья пышные влачатся по земле, Где кресел чувственных и строгих изваяний Недвижен смутный строй в полупрозрачной мгле; Где в душном воздухе искусственной теплицы Подстерегает Смерть и дышит верный яд, Где, заключенные в стеклянные гробницы, Букеты льют, как вздох предсмертный, аромат — Простерт безглавый труп: кровавою струею Подушки напитав, как будто берега, Он вспрыснул простыни багровою росою, Как свежей влагою иссохшие луга. Как сонмы в сумраке кишащих привидений, Чья бледность странная приковывает взор, Сверкая множеством роскошных украшений На груде черных кос, закрученных в узор, Немая голова, как лютик, возле ложа Поставлена на стол, бессмысленно-мертва, И смутно-беглый взгляд, как сумрак, грудь тревожа, Случайно вырвавшись, горит едва-едва. На ложе брошен труп, бесстыдно и небрежно Раскрыв сокровища таинственных красот: Природы пышный дар, чья прелесть неизбежно, Как роковой закон, к погибели влечет. Как память прошлого, ей ногу облекает Расшитый золотом, чуть розовый чулок, И в сумрак комнаты подвязка устремляет Алмазный, острый взор, как вспыхнувший зрачок. Все говорит: и труп, бесстыдно-одиноко На ложе брошенный, затопленный в крови, Портрета мрачного предательское око — О черном призраке чудовищной любви, О дикой оргии, когда при взрывах смеха Огонь лобзания воспламеняет ад, И им в ответ звучит сочувственное эхо Тех падших ангелов, что в складках штор кружат. Как тонки линии плеча, где дерзновенно Отпечатлели след кровавые струи! Как в чуткой талии красив изгиб мгновенно Развившихся колец встревоженной змеи! Как молода она!.. Душой опустошенной Вся — скуки тягостным объятьям предана, Порывам похоти и страсти исступленной, Быть может, отдалась, безумствуя, она? Иль нечестивец тот, в любви всегда упорной Не истощив до дна ненасытимый пыл, Ее холодный труп, недвижный и покорный, Страстей безмерностью бесстыдно осквернил? Скажи, нечистый труп, ужель своей рукою Он эту голову за пряди кос поднял, Ужель лобзания, не дрогнувши душою, Губами жаркими с холодных губ собрал! Вдали от шуток злых толпы и поруганья, От любопытного и праздного судьи, Вкушая вечный мир, спи, странное созданье, В могиле роковой, в холодном забытьи! Он обойдет весь мир, но всюду к изголовью Приникнет образ твой, тревожа смутный сон, И не изменит он тебе, такой любовью С тобою, верная до гроба, обручен! CXI
ОСУЖДЕННЫЕ Как тварь дрожащая, прильнувшая к пескам, Они вперяют взор туда, в просторы моря; Неверны их шаги, их руки льнут к рукам С истомой сладостной и робкой дрожью горя. Одни еще зовут под говор ручейков Видения, полны признанья слов стыдливых, Любви ребяческой восторгов боязливых, И ранят дерево зеленое кустов. Те, как монахини, походкой величавой Бредут среди холмов, где призрачной гурьбой Все искушения плывут багровой лавой, Как ряд нагих грудей, Антоний [104] , пред тобой; А эти, ладонку прижав у страстной груди, Прикрыв одеждами бичи, среди дубрав, Стеня, скитаются во мгле ночных безлюдий, С слюною похоти потоки слез смешав. О девы-демоны, страдалицы святые, |