Онлайн книга «Катилинарии. Пеплум. Топливо»
|
– Паламед! Это имя вам идет, в вас есть что-то от лирического героя Малларме: «Бросок костей никогда не исключает случайность!» [3] Наш сосед, похоже, не дал себе труда вникнуть в смысл моих слов. Он молчал так, будто я, забывшись, чересчур вольно пошутил. – Поймите меня правильно: я смеюсь, потому что ваше имя очень уж неожиданно. Но звучит красиво: Паламед. Молчание. – Ваш отец был, как я, преподавателем древних языков? – Нет. «Нет» – это все, что мне дано было узнать о месье Бернардене-старшем. Ситуация начинала всерьез тяготить меня. Я всегда терпеть не мог задавать людям вопросы. В конце концов, потому я и решил похоронить себя в этой глуши. Сторонний наблюдатель, пожалуй, встал бы на сторону доктора: во-первых, потому что я и впрямь был бестактен, а во-вторых, умнее всегда не тот, кто разговаривает. Но сторонний наблюдатель не мог знать одной подробности, делавшей эту сцену непонятной: не я вторгся к этому господину, а он ко мне. У меня так и вертелся на языке вопрос: «Зачем вы ко мне пришли?» Задать его я не смог. Это казалось мне слишком невежливым: тем самым я недвусмысленно указал бы гостю на дверь. Я-то, конечно, только этого и хотел, но так откровенно нахамить у меня не хватило мужества. А вот Паламед Бернарден этим мужеством обладал: он сидел, тупо глядя перед собой с сонным и одновременно недовольным видом. Понимал ли он, что себя ведет крайне невежливо? Как знать? Все это время Жюльетта сидела рядом с ним. Она наблюдала за ним искоса и как будто находила его очень занятным. У нее был вид зоолога, изучающего поведение диковинного зверя. Контраст между ее хрупкой фигуркой, ее живыми глазами и неподвижной тушей нашего соседа был не лишен комичности. Увы, смеяться я не считал себя вправе и впервые в жизни жалел о своем хорошем воспитании. Что, черт возьми, еще сказать? Я всю голову сломал в поисках невинной темы. – Вы ездите иногда в город? – Нет. – Покупаете все, что вам нужно, в деревне? – Да. – Однако в лавке Мова нет большого выбора. – Да. «Да». Что означало это «да»? Не лучше бы подошло «нет»? Лингвистический бес снова обуял меня, но тут вмешалась Жюльетта: – Там нет латука, месье. Конечно, сейчас не сезон. Но так трудно жить без латука. А весной его можно здесь купить? Этот вопрос, похоже, оказался не под силу интеллекту нашего гостя. Я было счел его волхвом, но теперь вернулся к первоначальной гипотезе: передо мной все-таки слабоумный. Ведь не будь он идиотом, ответил бы либо «да», либо «нет», либо на худой конец «не знаю». На его лице вновь появилось обиженное выражение. А между тем вопрос Жюльетты никак нельзя было назвать бестактным. Я поспешил вмешаться и сказал с нарочитой почтительностью: – Что ты, Жюльетта, разве можно расспрашивать о хозяйстве такого мужчину, как месье Бернарден? – Месье Бернарден не ест салата? – Это дело мадам Бернарден. Она обернулась к доктору и спросила, уж не знаю, в простоте душевной или с умыслом: – А мадам Бернарден ест салат? Я готов был снова вмешаться, но гость произнес после обычных пятнадцати секунд размышления: – Да. Сам факт, что он соблаговолил ответить, доказывал правильный выбор вопроса. Стало быть, о подобных вещах спрашивать его можно. На перечне овощей мы могли продержаться какое-то время. – И помидоры вы тоже едите? – Да. – А репу? – Да. Эта сезонная таксономия была чудесным выходом из положения, но продолжать мне помешало чувство меры. А жаль, меня это начинало забавлять. Помню, что еще долго я беспомощно барахтался между длинными паузами и дурацкими вопросами. Около шести вечера, как и накануне, он поднялся, чтобы уйти. Я едва в это поверил. Выразить не могу, как нескончаемо тянулись для меня эти два часа. Я был измочален так, будто выдержал битву с циклопом, – хуже того, с противоположностью циклопа. В самом деле, мифического великана звали Полифем, то есть «много говорящий». Иметь дело с болтуном – испытание не из легких, согласен. Но как быть с человеком, который, вторгаясь к вам, навязывает свое молчание? Вчера, когда сосед ушел, я посмеялся. На сей раз было уже не до смеха. Жюльетта спросила меня, как будто я мог это знать: – Зачем он сегодня опять пришел? Чтобы успокоить ее, я выдумал ответ, в который верилось с трудом: – Иные люди считают, что одного визита вежливости недостаточно. Они наносят два. Больше он не придет. – А! Ну и хорошо. Он занимает много места, этот господин. Я невольно улыбнулся. Но в душе я, признаться, опасался худшего. На следующий день я с самого утра нервничал, сам себе не решаясь признаться почему. Чтобы отвлечься от этой неясной тревоги, я разработал стратегический план. – Сегодня мы нарядим рождественскую елку. Жюльетта ахнула от изумления: – Но ведь Рождество давно прошло, на дворе январь! – Ну и что? – У нас никогда не было рождественской елки! – А в этом году будет. Как настоящий генерал, я распланировал боевые действия: мы немедленно идем в деревню за елкой и украшениями, а после обеда поставим ее в гостиной и нарядим. Надо ли говорить, что мне было безразлично, будет у нас елка или нет. Просто больше я ничего не придумал, чтобы отвлечься от тревожного ожидания. В деревне елок больше не продавали. Мы купили гирлянд и разноцветных шаров, а также топор и пилу. На обратном пути я остановил машину в лесу и с неловкостью неофита исхитрился срубить маленькую елочку. Мы довезли ее до дома в багажнике, который пришлось держать открытым. После обеда нам с большим трудом удалось установить деревце в гостиной. Я сказал, что на будущий год мы выкопаем елку с корнями и посадим ее в горшок. Потом мы стали развешивать на ветвях украшения – все они были сомнительного вкуса. Моя жена от души забавлялась: она заявила, что наша елочка похожа на деревенскую щеголиху, побывавшую в парикмахерской. И предложила повесить еще бигуди. Жюльетта, казалось, позабыла об угрозе, витавшей над нашими головами. Но мне было не по себе, и я украдкой посматривал на часы. Ровно в четыре часа в дверь постучали. – О нет! – прошептала моя жена. Этих двух слов хватило, чтобы я понял, что мои маневры не усыпили и ее страхов. |