Онлайн книга «Преступление»
|
Был момент, когда я едва не взорвался. – Тебе придется переменить имя. Этель не звучит: это вульгарно. Тут я, не сдержавшись, вмешался: – Действительно. Ами или Мельба куда как изысканнее. Меня испепелили взглядом, но не поднимали больше вопроса о переименовании моей феи. Зато предложили подкачать ей губы силиконом. При этих словах актриса встала и заявила с улыбкой мадонны: – Ну, ладно. Не понимаю, что я вообще здесь делаю. Они было опешили, но моментально пошли на попятный: – Нет, нет. Ты не поняла. Ты и так хороша. Очень хороша. Договорились: твои губы не трогаем. – В тебе есть шик, настоящий шик. Не то что нескладехи, сидевшие с тобой в холле. Ее спросили, какой она имеет профессиональный опыт. Она рассказала о своей карьере в кино, о фильме, в котором в настоящее время играла главную роль. Туттрихама возбудились: – Так ты еще и артистка! Публика обожает девушек с яркой индивидуальностью. – благодаря этим бычьим рогам я сразу понял, что ты уникальна. Их восторги были мне на руку. Все складывалось даже лучше, чем можно было ожидать. Я ликовал, предвкушая месть. – Во всяком случае, ты первая явилась без портфолио. Смело, ничего не скажешь! Обычно манекенщицы на закате карьеры пробуются в кино. А ты – наоборот. Этель в замешательстве склонила свою красивую головку: – Да нет же. Я не собираюсь уходить из кино. – Очнись, детка. Нельзя быть моделью и актрисой одновременно. Наша работа – не развлечение, ты в этом скоро убедишься. – Я верю вам на слово. И поэтому не имею ни малейшего желания стать манекенщицей. Они расхохотались: – Ты гениальна! – По-видимому, произошло недоразумение. Работать у вас хочу вовсе не я, а этот господин, – показала она на меня. Наступило напряженное молчание. А Этель продолжала: – Вы, наверно, подумали, что этот господин – мой импресарио. На самом деле я импресарио этого господина. Я пыталась вам это сказать, но не могла вставить ни слова: вы все время задавали мне вопросы. Дама попыталась найти выход из положения: – Месье фотограф, не так ли? Тогда вы не по адресу: фотографов здесь не нанимают. – Мой клиент не фотограф, – ответила актриса. – Он – модель. Они не засмеялись. – Если это шутка, то крайне неудачная. Вон! Тут слово взял я и заговорил со всей серьезностью: – Это не шутка. Вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало, месье? – Думаете, я пришел бы сюда, если бы не знал, какова конфигурация моего лица? – Так ваш приход – это провокация? – Отчасти. Вообще-то вы можете извлечь из моей провокации немалую пользу, если готовы рискнуть. – Полноте, месье, посудите сами! Вы же понимаете, что ни под каким видом не можете быть манекенщиком! – Я мог бы стать манекенщиком нового типа: моделью, работающей на контрасте. – Такое уже было, ничего хорошего. Пару лет назад устраивали показы мод для тучных женщин. – Это совсем другое дело, – вмешалась Этель, – Я видела этих женщин – они были красивые, гладкие, пышные, просто прелесть. Целью было доказать, что и толстуха может классно выглядеть. – Мой случай прямо противоположный. Я не предлагаю выкрикивать лозунги типа «Ugly is beautiful» [8] . Посмотрите на меня: даже применив все ваше искусство, вы не сможете поправить то, что непоправимо. Я предлагаю показывать меня таким, какой я есть. – Месье, на парад мод приходят не для того, чтобы дрожать от ужаса. Впрочем, и ужас-то уже никого не удивляет. – К ужасу такой концентрации, как во мне, это не относится. Вы только посмотрите, положа руку на сердце, видели вы большего урода? – Да вы, похоже, собой гордитесь? – Есть чем. И вы еще не видели меня в чем мать родила, – садистски ухмыльнулся я, вдруг осознав, что располагаю весьма действенным средством давления. – Мы верим вам на слово, месье. Проблема в том, что показы мод имеют целью продавать одежду, а не пугать людей. – Бросьте! Ваша цель – привлечь внимание! А со мной трудно будет остаться незамеченными. – Вы собираетесь учить нас нашей профессии? – Я собираюсь объяснить вам, в чем состоит мое ремесло: я урод. Я буду первым профессиональным страшилищем. – А мы не будем вашими первыми нанимателями. – Подумайте хорошенько, прежде чем дать мне уйти. Я обладаю исключительной наружностью, которая произведет колоссальный эффект, да еще двойной: во-первых, это будет небывалый эмоциональный шок, благодаря чему ваши дефиле надолго запомнятся; во-вторых, красота девушек, с которыми я буду выходить, умножится десятикратно. – Вы не сочли бы меня такой красивой, не будь рядом Эпифана, – улыбнулась моя любимая. – Этель скромничает, – заметил я и продолжал: – Но несомненно то, что эстетика подчиняется законам мистики: по-настоящему оценить истинную красоту можно только рядом с истинным уродством. Поскольку дать определение Абсолюту невозможно, его определяют исходя из его противоположности – это называется негативной теологией. Человеческий ум подвержен одному глубинному изъяну: чтобы он осознал ценность чего-либо, его надо этого лишить. Когда чего-то нет – человеку это понятно, когда это есть – для него это темный лес. – Расскажите это создателям высокой моды, месье. Они придут в восторг. – Еще бы! Для них я – открытие века. Они-то знают, что проблема есть: у их клиентов глаза такие же пресыщенные, как наши западные желудки. Чтобы их пробрало, приходится все время изобретать что-то новенькое, метаться то в сторону минимализма, то в сторону излишеств, суть одна. Как вернуть свежесть восприятия заевшемуся зрителю? Прочистить ему мозги. Для этого я и нужен. Я буду Vomitorium [9] для глаз. – Не только для глаз: чем дольше я на вас смотрю, тем сильней меня тошнит в буквальном смысле, – добавила дама. – Я вас за язык не тянул. Уж вы-то всякого навидались, вас ничем не удивить, и все-таки от меня вам нехорошо. Представьте, как я буду ходить по подиуму вместе с манекенщицами: я словно фальшивая нота среди гармонии, оттеню сияние их красоты, и все поймут, как она необходима. Чем больше открыта взору святыня, тем она тривиальнее; лучшее средство против этого – я. Вы и вам подобные испокон веков профанируете прекрасное, но вам достаточно один раз явить миру мое уродство, чтобы вернуть красоте первозданную чистоту. |