Онлайн книга «Ртуть»
|
– Хэзел… – Не надо, я сама понимаю, что несправедлива. И прекрасно сознаю, как мне повезло: я попала в дом, словно специально для меня созданный, без зеркал, вообще без единой отражающей поверхности. Вы обратили внимание, на какой высоте здесь окна? Даже если захочешь, не увидишь себя ни в одном стекле. Этот дом, наверное, построил сумасшедший: какой смысл жить у моря, если его не видно из окон? Капитан не знает, кто был этот архитектор. Ему здесь понравилось именно потому, что он терпеть не может море. – В таком случае ему следовало бы поселиться где-нибудь в Юрских горах. – То же самое сказала ему я. А он ответил, что его ненависть к морю сродни любви: «Ни с тобой, ни без тебя». Медсестра едва не спросила: «И в чем же причина этой ненависти?» В последнюю секунду она вспомнила про уговор. – Если бы только зеркала! Если бы только окна! Мне не дают принять ванну, не замутив предварительно воду ароматическим маслом. Никакой полированной мебели, ни единого блестящего предмета. За столом я пью из матового стакана, ем ложкой и вилкой из неотшлифованного металла. Чай мне наливают уже с молоком. Впору было бы посмеяться над такой мелочной предупредительностью, если бы только все это не напоминало о том, до какой степени я безобразна. В вашей практике вам не приходилось слышать о подобных случаях? О ком-то настолько уродливом, что его нужно было оберегать от собственного отражения? И Хэзел расхохоталась как безумная. Медсестра сделала ей укол сильного успокоительного, после чего девушка уснула. Франсуаза укрыла ее одеялом и ушла. Когда она уже собиралась незаметно покинуть дом, ее окликнул Капитан: – Вы уходите, не попрощавшись со мной, мадемуазель? – Не хотела вас беспокоить. – Я провожу вас до пристани. По дороге он спросил, как чувствует себя больная. – Температура немного упала, но состояние по-прежнему критическое. – Вы ведь будете приезжать каждый день, правда? – Конечно. – Вы должны ее вылечить, понимаете? Во что бы то ни стало. Франсуаза Шавень вернулась в Нё с таким лицом, какого у нее никогда прежде не видели. Сторонний наблюдатель затруднился бы определить его выражение: в нем были и крайнее возбуждение, и раздумье, и радостное нетерпение, и оторопь. В больнице одна из коллег сказала ей: – У тебя вид химика, который вот-вот сделает важное открытие. – Так оно и есть, – улыбнулась Франсуаза. По вечерам опекун и его питомица ужинали вдвоем. Молодая девушка, такая разговорчивая с Франсуазой, в присутствии старика сидела, словно воды в рот набрав. Она едва отвечала на вопросы, которые он изредка ей задавал. – Как ты себя чувствуешь, детка? – Хорошо. – Ты приняла лекарство? – Да. – Съешь еще кусочек. – Нет, спасибо. – Медсестра, по-моему, тебе попалась замечательная. Ты ею довольна? – Да. – Она еще и красивая, что тоже неплохо. – Правда. После этого они больше не разговаривали. Капитана это не смущало: он любил тишину. Ему и в голову не приходило, что его подопечная ненавидела эти совместные трапезы. Она бы предпочла сидеть голодной в своей комнате, лишь бы не ужинать с ним наедине. Она терпеть не могла, когда он говорил, а когда ел молча, было и того хуже: она сама не могла этого толком объяснить, но почему-то молчание уткнувшегося в тарелку старика пугало ее до смерти. Иногда после ужина опекун приглашал свою питомицу посидеть с ним в гостиной. Там он показывал ей старые книги, энциклопедии прошлого века и атласы мира, рассказывал о своих странствиях. Иной раз он вспоминал или о морских сражениях с патагонскими пиратами, или о своих приключениях, когда он промышлял контрабандой в Китайском море. Она никогда не знала, сочиняет он или нет, – впрочем, какая разница, ведь его рассказы были необычайно увлекательными. В заключение он говорил: – А я все еще жив. Потом он улыбался ей, смотрел на огонь и замолкал. И, как ни странно, такие вечера девушка очень любила. Лицо Хэзел засияло от счастья. «Вот и вы наконец!» – читалось на нем. Медсестра подумала, что никто еще не встречал ее с такой радостью. Она сунула девушке в рот термометр. Хватило трех раз, чтобы это стало традицией. В этой пятиминутной церемонии у каждой была своя роль: одна в упор смотрела на другую, а та отводила взгляд. Медсестра снова солгала: – Тридцать девять. Держится. – Отлично! Помассируйте меня. – Потерпите минутку, пожалуйста. Мне понадобится тазик. Где я могу его найти? – Наверное, в кухне. – А где она? – В подвале. Вам придется попросить капитана открыть ее: дверь запирают на ключ. Представляете, сколько там кастрюль, в которых я могу увидеть себя! Франсуаза отправилась к старику; тот отчего-то замялся: – Тазик? Это еще зачем? – Для клизмы. – Надо же, кто бы мог подумать, что молодая женщина с такими изысканными манерами может прописать клизму. Подождите немного здесь, хорошо? Минут через десять он поднялся с озабоченным видом: – Тазика нет. Большая миска вас устроит? – Конечно. С явным облегчением он снова спустился в подвал и принес миску из грубого фаянса, не покрытую глазурью. Франсуаза поблагодарила и вернулась в комнату, думая: «Руку даю на отсечение, тазы в доме есть. Зато в такой миске ничего не отражается». – Зачем вам это? – спросила Хэзел. – Для клизмы. – Не надо, пожалуйста, я терпеть этого не могу! Франсуаза задумалась, а потом сказала: – Ладно, только если Капитан спросит вас о клизме, не говорите, что я вам ее не делала. – Хорошо. – А теперь я на минутку воспользуюсь вашей ванной, можно? И медсестра скрылась за дверью. Девушка услышала, как потекла вода. Потом Франсуаза вышла и начала ее массировать. – Знаете, я уже не могу без вашего массажа. Это так приятно. – Тем лучше, потому что при вашем заболевании это очень полезно. – Что вы скажете о моей ванной комнате? – Ничего. – Да что вы! Я уверена, что вы никогда такой не видели. Ни раковины, ни ванны, ничего, что можно было бы наполнить водой. Струя из кранов льется прямо на пол, он наклонный, и вода попадает через отверстие прямо в сточную трубу. Удобно мыться, ничего не скажешь! Обычно я принимаю душ, только изредка мне милостиво соглашаются принести ванну; я вам говорила, как я ее принимаю. А туалеты-то, они во всем доме одинаковые. Капитан купил их у французских железных дорог: ведь в поездах унитазы устроены так, что в них не задерживается вода. Он даже до этого додумался! |