Онлайн книга «Саквояж со светлым будущим»
|
Маша взяла с собой даже не чемодан, а небольшой саквояжик. Складывая вещи, мечтала она, что когда-нибудь поедет в отпуск с Родионовым. Только не так, как в прошлом году в Турцию, когда он брал ее с собой только из соображений собственных удобств, а… по-настоящему. Он станет мужчиной, а она его женщиной, и в их саквояже будет лежать их общее светлое будущее — чудесные летние вещички, льняные, шорты, плавки и сарафаны, пахнущие морем и свежим ветром. И совершенно неважно, куда они при этом поедут, хоть на Ямал или в зону вечной мерзлоты, и тогда в саквояже будут свитера и шапки-ушанки! Все равно светлое будущее никуда не исчезнет из саквояжа, который Маша Вепренцева перед отъездом сложит с такой внимательной заботой. Был еще один отдельный саквояж с книгами, который повсюду таскала за собой Маша, хоть и тяжело и неудобно, а как же иначе? У великого то и дело просили «книжечку подписать», и на этот случай всегда должен быть стратегический запас. Только где его теперь искать, этот запас, в последней комнате или все же в предпоследней?! А, будь что будет! Маша оглянулась — никого не было в сумрачном коридоре, только где-то далеко-далеко за тридевять земель слышался гул голосов и звон бокалов — очень приятный, очень дачный шум. Еще секунду помедлив перед выбранной наугад дверью, она постучала. И прислушалась. Ничего. Никакого ответа. Маша нажала на ручку и толкнула дверь. Солнечный веселый свет после полумрака коридора сильно ударил ей в глаза, она зажмурилась, поморгала и только потом огляделась. Комната как комната. Похожая на гостиничную. Широченная двуспальная кровать под покрывалом, лакированный комод с зеркалом в форме груши, гардероб — одна дверца чуть-чуть приоткрыта, цветы в керамической вазе. Вот как понять, ее это комната или не ее?! Надо посмотреть в гардеробе вещи. Она брала на смену еще один бронетанковый брючный костюм с белой рубашкой и джинсы и майку Сильвестру. Если вещи ее, значит, и комната ее. Железная логика. Она подошла к гардеробу и распахнула его. Пусто. На алюминиевой трубе болтались несколько пластмассовых «плечиков», а больше ничего не было. Может, вещи в комоде?… Какой-то ровный и едва слышный гул добавлялся к отдаленному «гостевому» шуму, и Маша никак не могла разобрать, что это за шум. Как будто вода лилась. Маша подошла к комоду, мельком удивившись, что цветы в вазе искусственные, а не настоящие. Интересно, кому это в голову пришло теплым маем в самой серединке цветочной, медовой, разнотравной Украины водрузить на комод цветы из пластмассы?! Как на кладбище!… Ваза стояла на серебряном подносе, в котором каталось солнце, а под ним была подстелена белая салфеточка с фестонами. Маша потрогала фестоны. В выдвижных ящиках тоже ничего не оказалось. Ой, матушки родные, моя это комната или не моя?! В конце концов, это просто смешно. Ветер шевелил легкую кисею на окне, а за кисеей было жарко, день как будто еще только расходился, хотя был уже пятый час, и пахло оттуда именно медом, и разнотравьем, и свежескошенной травой. Когда ее только успели скосить, вернее, когда она успела так вырасти, что ее уже надо косить?… От сквозняка ли или еще по какой-то случайности, рамы вдруг негромко стукнули друг о друга, кисея надулась пузырем и опала, Маша вздрогнула. Полированная гостиничная дверь в прихожей — видимо, в ванную, — проскрипев, отворилась, и неясный прежде шум стал отчетливо слышен. Это шумела вода. Кто— то здесь, поблизости, принимал ванну. Мылся. Маша облилась потом. Вот так история. Мало того, что она влезла в чужую комнату. Мало того, что она шарит по ней, выдвигая ящики и открывая шкафы! Она проделывает все это, пока хозяин комнаты моется в ванной! Что будет, если Мирослава Цуганг-Степченко об этом узнает?! Страшно подумать! Даже имя великого писателя, у которого Маша «служит», не спасет ее от сурового, но справедливого возмездия! На цыпочках Маша кинулась к выходу, задела стул, который глухо стукнул о паркет, а ей показалось, что это с гор сошла лавина. Ну, словно они в Альпах, а там то и дело с гор сходят лавины — катастрофа и конец света. Сейчас из ванной, привлеченный шумом, выйдет голый человек и увидит в своей комнате Машу Вепренцеву!… Под липким потом ее еще пробрал озноб, она замерла, прислушиваясь. Ничего. Только ровный шум воды и едва слышный гул голосов внизу. Из бассейна долетали голоса детей, значит, Катерина Кольцова до сих пор не выгнала их на сушу. Все— таки чья, чья это комната?! И где тогда ее, Машина?! Вода все лилась, и в приоткрытую полированную дверь было видно зеркало, в котором отражалась кафельная стена, а под зеркалом была длинная мраморная полка, совершенно пустая, и раковина какого-то странного цвета. Не дыша Маша скосила глаза. Ей бы уйти, пока путь был свободен, ей бы быстренько выскочить в коридор и сделать вид, что ее нет и не было никогда в этой пустой комнате с похоронными пластмассовыми цветами в вазе, но Маша Вепренцева была любопытна. А может, и не была, может, это просто долгая работа с человеком, который только тем и занимался, что придумывал таинственные и загадочные сюжеты, спутала у нее в голове какие-то мысли и искривила не в ту сторону какие-то извилины. Так или иначе, но у двери в ванную она остановилась и скосила глаза. Что это такое с раковиной? Почему она такая… странная? Неотмытая, что ли? Как будто в нее перевернули банку с гуашью и забыли пустить воду. Стараясь не дышать. Маша просунула нос в дверь — шум воды теперь был совершенно отчетливым, — вытянула шею и посмотрела. Раковина была залита кровью, и в ней лежал нож. Кровь была очень красной, неестественно красной, как будто и впрямь гуашь, только почему-то было совершенно понятно, что это кровь. Маше показалось, что она чувствует ее запах, запах отточенного окровавленного лезвия, вынутого из смертельной раны. Запах преступления. Запах погибели. «Это кровь, а не краска, — сказали какие-то голоса у нее в голове. — А я-то думала, что дети рисовали и вылили в раковину цветную воду. И почему-то много. Много этого красного цвета». Она пулей вылетела из комнаты, трясясь и чувствуя, как внутри нее, на уровне груди словно вибрирует бормашина, и еще заставила себя осторожно прикрыть дверь так, чтобы та не хлопнула, и помчалась по коридору, и потом оказалось, что помчалась в другую сторону. Несколько секунд она тупо смотрела в стену, потом повернулась и побежала обратно, мимо всех дверей, мимо еще каких-то то ли шкур, то ли рогов, чуть не упала на лестнице, потому что ноги у нее дрожали, и повлажневшие от ужаса пальцы скользили по полированным перилам, и каблуки так загрохотали, когда она поскользнулась, что казалось, опять случился горный обвал. |