Онлайн книга «Жена путешественника во времени»
|
– Да, – отвечаю я. – Точно. Минуту сидим в тишине. – Ты все еще женат? – спрашивает Ингрид. – Да. – Дети? – Да. Девочка. – О! – Ингрид откидывается на спинку дивана и затягивается, выдувая тонкие струи дыма из ноздрей.– Жаль, у меня детей нет. – Инг, ты же никогда не хотела детей. Она смотрит на меня, но я не понимаю, что она хочет сказать. – Я всегда хотела детей. Я не думала, что ты хочешь детей, поэтому ничего не говорила. – Ты все еще можешь родить. – Да ты что? – смеется Ингрид. – У меня есть дети, Генри? В две тысячи шестом году у меня есть муж, дом в Виннетке и два с половиной ребенка? – Не совсем. – Я ерзаю на диване. Боль ушла, но осталась скорлупа от нее, пустое пространство, где должна быть боль, но на ее месте лишь ожидание боли. – «Не совсем», – передразнивает Ингрид. – Что значит – не совсем? То есть «не совсем, Ингрид, на самом деле ты торговка наркотой»? – Ты не торговка наркотой. – Значит, не торговка. Что ж, отлично. – Ингрид тушит сигарету и скрещивает ноги. Мне всегда нравились ноги Ингрид. На ней туфли на высоком каблуке. Наверное, они с Селией были на вечеринке. – Крайностей нет, это я поняла: я не мать семейства, и я не бомжиха. Ну же, Генри, намекни мне. Я молчу. Не хочу играть в эту игру. – Отлично, давай на выбор. Значит, так: а) я стриптизерша в самом поганом клубе на Раш-стрит. Так: б) я в тюрьме за то, что зарубила Селию и скормила ее Малькольму. Так. Ага: в) я живу в Рио-Дель-Соль с инвестиционным банкиром. Как насчет этого, а, Генри? Что-нибудь похоже на правду? – Кто такой Малькольм? – Доберман Селии. – Дай подумать. Ингрид играется с зажигалкой. – Как насчет: г) я умерла? – Я вздрагиваю. – Как тебе такая мысль? – Хреновая мысль. – Правда? А мне она больше всего нравится. – Ингрид улыбается. Это недобрая улыбка. Скорее напоминает гримасу. – Мне она так нравится, что натолкнула меня на одну идею. Она встает, идет через комнату, по коридору. Слышу, как она открывает и закрывает ящик. Снова появившись в комнате, она держит одну руку за спиной. Встает напротив меня, говорит: «Сюрприз!» – и наставляет на меня пистолет. Это не очень большой пистолет. Тонкий, черный, сияющий. Ингрид держит его у талии, небрежно, как будто она на вечеринке. Я смотрю на пистолет. – Я могла бы пристрелить тебя, – говорит Ингрид. – Могла бы. – А потом я могла бы пристрелить себя. – И такое возможно. – Но это будет? – Не знаю, Ингрид. Ты должна решить. – Ни черта подобного, Генри. Скажи, – требует Ингрид. – Хорошо. Нет. Так не будет. Я стараюсь, чтобы голос звучал уверенно. Ингрид ухмыляется. – А что, если я захочу, чтобы это было так? – Ингрид, отдай мне пистолет. – Подойди и отними. – Ты собираешься меня пристрелить? Ингрид качает головой, улыбаясь. Я слезаю с дивана на пол, ползу к Ингрид, тащу за собой платок, ползу медленно, из-за действия обезболивающего. Она отходит назад, не отводя от меня дула. Я останавливаюсь. – Ну же, Генри. Хорошая собачка. Доверчивая собачка.– Ингрид снимает пистолет с предохранителя и делает два шага ко мне. Я замираю. Она целится прямо мне в голову. Но затем смеется и приставляет пистолет к своему виску. – А как насчет этого, Генри? Так будет? – Нет. – «Нет!» – Уверен, Генри? – хмурится она. Перемещает пистолет к своей груди. – А так лучше? В голову или в сердце, Генри? Она делает шаг вперед. Я могу дотронуться до нее. Могу схватить ее, но Ингрид пинает меня в грудь, я падаю на спину, лежу на полу, глядя вверх на нее, Ингрид наклоняется и плюет мне в лицо. – Ты любил меня? – спрашивает Ингрид, глядя на меня сверху. – Да, – отвечаю я. – Врешь. И она спускает курок. 18 ДЕКАБРЯ 2006 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК (КЛЭР 35, ГЕНРИ 43) КЛЭР: Просыпаюсь посреди ночи. Генри исчез. Я в панике. Сажусь в кровати. Мысли кишат в голове. Может, его переехала машина, он застрял в пустом здании, он замерз. Слышу звук: кто-то плачет. Думаю, что это Альба – может, Генри пошел проверить, что не так с Альбой? – поэтому встаю и иду в ее комнату, но Альба спит, прижавшись к мишке и сбросив на пол одеяла. Иду на звук по коридору, и там, на полу в гостиной, сидит Генри, уткнув лицо в руки. – Что случилось? – спрашиваю я, присаживаясь рядом. Генри поднимает лицо, и я вижу, что у него на щеках блестят слезы в свете фонарей, падающем из окон. – Ингрид умерла,– отвечает Генри. Я обнимаю его: – Ингрид умерла уже давно,– тихо говорю я. Генри трясет головой: – Годы, минуты… не имеет значения,– говорит он. Мы сидим на полу. Наконец Генри произносит: – Думаешь, уже утро? – Конечно. Небо все еще темное. Птиц не слышно. – Давай вставать,– говорит он. Привожу кресло-каталку, помогаю ему забраться и везу в кухню. Приношу его купальный халат, и Генри одевается. Сидит за кухонным столом, глядя в окно на покрытый снегом задний дворик. Где-то вдалеке продирается по дороге снегоуборочная машина. Включаю свет. Насыпаю в фильтр кофе, лью воду, включаю кофеварку. Открываю холодильник, но когда спрашиваю Генри, что он хочет на завтрак, он только качает головой. Сажусь за кухонный стол напротив Генри, и он смотрит на меня. Глаза красные, волосы торчат в разные стороны. Руки тонкие, лицо унылое. – Это была моя ошибка, – говорит Генри. – Если бы меня там не было… – Ты мог остановить ее? – Нет. Но пытался. – Что ж тогда скажешь.. Кофеварка начинает оглушительно трещать. Генри проводит руками по лицу. – Меня всегда удивляло, почему она не оставила записки,– говорит он. Я собираюсь спросить, что он имеет в виду, но вижу, что Альба стоит на пороге кухни. На ней розовая ночная рубашка и зеленые тапочки с мышиными мордами. Альба смотрит, прищурившись, и зевает при ярком электрическом свете. – Привет, ребенок, – говорит Генри. Альба подходит к нему и опирается на подлокотник кресла-каталки. |