Книга Другая Болейн [= Еще одна из рода Болейн ], страница 147 – Филиппа Грегори

— Может, ничего и не случилось, — повторяет она неуверенно.

Подхожу к постели, беру Анну за руку. Пока она не будет лежать на смертном одре, мать до нее и пальцем не дотронется.

— Не бойся, — шепчу я.

— Теперь ничего не скроешь, — шепчет она в ответ. — Все видели.

Мы сделали все, что могли. Тепло к ногам, укрепляющее питье, еще одно укрепляющее питье, припарки, освященное одеяло, пиявки, еще тепло к ногам. Никакого толку. В полночь начались роды, настоящие мучительные роды. Она вцепилась в простыню, привязанную к столбикам кровати, стонала от боли, а ребенок рвался наружу. Около двух она резко вскрикнула, и ребенок вышел. Никто не смог бы его удержать. Принявшая его повитуха вскрикнула.

— Что там? — Анна, красная от напряжения, едва дышит, пот стекает по шее.

— Это чудовище, настоящее чудовище.

Анна в страхе выдохнула, я в суеверном ужасе отскочила от кровати. В окровавленных руках повитуха держит уродливого младенца с выпирающим, лишенным кожи позвоночником, с огромной головой, вдвое большей, чем тощее тельце.

С хриплым криком Анна отшатнулась от ребенка. Как испуганная кошка ринулась в изголовье кровати, оставляя кровавый след на простынях и подушках, прижалась к столбикам, протянула руки, отталкивая от себя страшную картину.

— Закрой его! — закричала я. — Убери немедленно!

Повитуха мрачно взглянула на Анну:

— Как вы ухитрились заполучить такое чудовище?

— Я не виновата! Я ничего не делала!

— Это не человеческое дитя, это дьявольское отродье.

— Я не виновата!

„Что за чепуха“, — хотела я сказать, но горло сжалось от страха.

— Прикрой же его наконец! — Я совсем потеряла голову. Моя мать отвернулась от кровати, быстро пошла к двери.

Лицо сурово, как у палача, отходящего от плахи в Зеленой башне.

— Мама! — хрипло позвала Анна.

Не оглянулась, не остановилась. Молча вышла из комнаты, закрыла за собой дверь.

„Это конец, — подумала я, — Анне конец“.

— Я не виновата, — повторила Анна.

Я вспомнила о ведьминском зелье, о ночи, когда она лежала в тайной комнате в золотой маске, похожей на птичий клюв. Подумала о путешествии к вратам ада и обратно, чтобы добыть этого ребенка для Англии.

— Я отправляюсь к королю, — объявила повитуха.

В один миг я преградила ей путь к двери.

— Зачем огорчать его величество? Ему ни к чему знать подробности, это наши женские секреты. Пусть все останется между нами, ты заслужишь благодарность королевы и мою тоже. Тебе хорошо заплатят за сегодняшнюю работу и за благоразумие. Я за этим прослежу, обещаю.

Она на меня даже не взглянула. Держала ужасный сверток, этот кошмар, завернутый в пеленки. На один страшный миг мне показалось — он шевелится, маленькая ручка с ободранной кожей отодвигает пеленку. Повитуха сунула ребенка мне под нос, я отшатнулась, она успела открыть дверь, но я вцепилась ей в руку:

— Клянусь, к королю ты не пойдешь!

— Разве вы не знаете? — Она говорила почти с жалостью. — Я же у него на службе. Он приставил меня к королеве — слушать и наблюдать. Еще с тех пор, как у нее первый раз не было месячных.

— Зачем?

— Потому что подозревал ее.

Голова закружилась, я положила руку на стену, чтобы не упасть.

— Подозревал? В чем?

Она пожала плечами.

— Что-то с ней неладно, раз она не может выносить ребенка. — Она показала на мягкий комок тряпья. — Теперь он узнает.

Я облизнула пересохшие губы.

— Заплачу тебе, сколько захочешь, если унесешь это, а королю скажешь — она потеряла ребенка, но сможет зачать другого. Заплачу вдвое больше, чем он. Я Болейн, у нас есть и богатство и влияние. Будешь служить Говардам до самой смерти.

— Я исполню свой долг, — возразила повитуха. — Я так поступаю, потому что еще молоденькой девушкой дала торжественный обет Деве Марии никогда не изменять своей цели.

— Какая цель, какой долг? — Я ничего не понимала. — О чем ты вообще говоришь?

— Охота на ведьм, — ответила она просто.

Выскользнула за дверь с дьявольским младенцем в руках и исчезла.

Закрыла за ней дверь, задвинула засов. Решила никого не пускать в комнату, пока все тут не уберу, а сестра не будет готова бороться за свою жизнь.

— Что она сказала? — раздался голос Анны.

Белая, восковая кожа, стеклянные глаза. Она была где-то далеко от этой душной спальни, от надвигающейся опасности.

— Ничего особенного.

— Что она сказала?

— Ничего. Почему ты не спишь?

— Никогда не поверю. — Голос ровный, словно она не со мной говорит, словно она на допросе. — Вы не заставите меня поверить. Я же не темная крестьянка, чтобы рыдать над реликвией, которая на самом деле щепка, вымазанная свиной кровью. Меня не заставишь свернуть с пути дурацкими страхами. Я умею думать и действовать, я изменю мир по своему желанию.

— Анна, что ты говоришь?

— Меня не запугаешь! — уверенно повторила она.

— Анна!

Она отвернулась к стене.

Когда она уснула, я приоткрыла дверь и позвала Мадж Шелтон — она тоже Говард, пусть посидит с Анной. Служанки унесли окровавленные простыни, постелили на пол свежие циновки. Снаружи, в приемной двор все еще дожидался новостей, полусонные дамы склонили головы на руки, кое-кто играл в карты, чтобы скоротать время. Георг, подпирая стену, вполголоса беседовал с сэром Франциском, головы близко, как у любовников.

Уильям шагнул ко мне, взял за руку. Я помедлила, набираясь сил от его прикосновения.

— Все очень плохо. Нет времени рассказывать, надо найти дядю. Пойдем со мной.

Подскочил Георг:

— Ну как она?

— Ребенок умер.

Он побледнел как девушка, перекрестился.

— Где дядя? — Я оглянулась вокруг.

— Ждет новостей у себя в комнате, как все, кто не толпится здесь.

— Как королева? — спросил кто-то из придворных. — Она потеряла ребенка?

Георг шагнул вперед.

— Королева уснула. Она отдыхает и приказала всем вам отправляться по постелям. Новости о ее состоянии услышите утром.

— Она потеряла ребенка? — спрашивали Георга, а смотрели на меня.

— Откуда мне знать?

Послышался недовольный, недоверчивый шепот.

— Наверно, он умер, — сказал кто-то. — Что с ней неладно, почему она не может родить королю сына?