Онлайн книга «Дочери медного короля»
— Я знал Эллен. — Это я уже поняла. И вы знакомы с Бадом? — Не имею этого удовольствия. — А можете вы мне объяснить, почему вы возводите на него обвинения за его спиной? — Это длинная история, мисс Кингшип. — Вы уже достаточно сказали, Гант, — вмешался Кингшип. — Приходилось вам когда-нибудь слышать о законе, карающем за клевету? — резко спросила Мэрион. — Да, лучше вам уйти, — продолжала она, видя, что ее отец направился к двери и делает Ганту знак следовать за собой. — Одну минуту, — добавила она, когда Кингшип уже открывал дверь. — Собираетесь вы прекратить эту милую игру? — Уверяю тебя, Мэрион… — Прекратите вы ее? — Хорошо, Мэрион… Ты все же придешь сегодня обедать? — смиренно спросил он. — Да… Но только потому, что не хочу огорчать мать Бада, — сухо сказала Мэрион после минутного колебания. Кингшип закрыл дверь. Они зашли в аптекарский магазин на Лексингтон-авеню. Гант заказал яблочный пирог и кофе, Кингшип — стакан молока. — Мы не потеряли времени даром, — заявил Гант. — Что вы хотите этим сказать? — Мы знаем теперь основное. Он не говорил с ней о Стоддарде, а это значит… — Вы слышали, что сказала Мэрион, — перебил его Кингшип. — Они избегали эту тему из-за Эллен. — Послушайте, — укоризненно возразил Гант, — такое объяснение удовлетворяет вашу дочь, потому что она влюблена! Но можете вы представить себе парня, который не рассказал бы своей невесте об учебных заведениях, которые он посещал?.. — Все же он не обманул ее, — заметил Кингшип. — Нет, он просто умолчал, — иронически согласился Гант. — Принимая во внимание все обстоятельства, мне это кажется понятным. — Само собой разумеется… Если под «обстоятельствами» подразумевать его отношения с Дороти. — Вы не имеете права делать подобные предположения. Гант отпил немного кофе, добавил сливок и сделал еще глоток. — Ведь вы боитесь ее, верно? — спросил он. — Боюсь Мэрион? Какая нелепость! — воскликнул Кингшип и резким движением поставил на стол стакан с молоком. — Но человек считается невиновным пока его виновность не доказана. — Следовательно, нам ничего другого не остается, как искать доказательства. — Вот видите! Еще не начав, вы убеждены, что это охотник за приданым. — Я убежден в гораздо более страшных вещах! — возразил Гант, поднося ко рту кусок пирога. — Как вы собираетесь теперь поступить? — Да никак, — ответил Кингшип, опустив голову. — Вы позволите им вступить в брак? — Я не мог бы им помешать, даже если бы захотел. Ведь они оба совершеннолетние. — А если нанять сыщиков? До свадьбы остается четыре дня, возможно, за это время они что-нибудь обнаружат. — Да, «возможно», — сказал Кингшип. — Если будет, что обнаруживать. Но Бад может заметить, что за ним следят и сообщить об этом Мэрион… — А вы нашли нелепым мое предложение, что вы боитесь Мэрион! — с улыбкой заметил Гант. Кингшип вздохнул. — Выслушайте меня, — сказал он, не глядя на Ганта. — Я имел жену и трех дочерей. Двух из них у меня отняли, а жену я потерял по собственной вине. Не исключено, что я в ответе и за смерть одной из дочерей. У меня осталась только Мэрион. Мне пятьдесят семь лет, и у меня нет никого, кроме нее и нескольких не слишком близких друзей, с которыми я играю в гольф и веду деловые разговоры. Гант промолчал. — Ну, а вы? — снова заговорил Кингшип, резко поворачиваясь к нему. — Вас-то что привлекает в этом деле? Вам хочется дать пищу вашему серому веществу и демонстрировать перед всеми ваш блестящий интеллект? — Возможно, — непринужденным тоном ответил Гант. — Но возможно также, что я вижу в этом человеке убийцу ваших дочерей и имею слабость думать, что убийство должно быть наказано. — Лучше бы вам вернуться в ваш Йонкерс и более приятно провести каникулы, — предложил Кингшип, допивая молоко. — Уайт-Плейнс, — поправил его Гант и подобрал вилкой последние крошки пирога. — У вас язва? — спросил он, бросив взгляд на пустой стакан Кингшипа. — Да. — И весите, к тому же, по крайней мере десять кило лишних, — добавил Гант, оценивающе глядя на него. — Бад рассчитывает, вероятно, что вы проживете еще лет десять. Но может случиться и так, что года через три-четыре он потеряет терпение и решит вмешаться… Кингшип встал, положил доллар на стойку и направился к двери. — До свидания, мистер Гант, — просто сказал он. — Закажете еще что-нибудь? — спросил бармен, взяв доллар. Гант покачал головой. Он успел в последнюю минуту на поезд, отходивший в Уайт-Плейнс в пять девятнадцать. 9 В своих письмах к матери Бад лишь неопределенно намекал на богатство семьи Кингшип. Он был уверен, что она так же плохо представляет себе роскошь, окружающую президента медеплавильной компании, как какой-нибудь юнец описываемые в книгах сцены оргий. Поэтому он заранее радовался при мысли, что познакомит ее с Мэрион и ее отцом и приобщит к этой роскоши, которая внушит ей особое уважение к сыну. Но вечер у Кингшипа принес ему разочарование. Не потому, что впечатление, произведенное на мать, оказалось слабее, чем он ожидал. Глаза миссис Корлис замечали все: великолепные ковры, фрак метрдотеля, шампанское в хрустальных бокалах. Нет, вечер для Бада был испорчен тем, что Мэрион и Лео, как ему показалось, были на ножах. Если Мэрион и обращалась изредка к отцу, то, видимо, только для соблюдения приличий. Причиной их разногласий был, вероятно, он сам: Лео, разговаривая с ним, отводил глаза, а Мэрион все время называла его «милый», чего она никогда раньше не делала на людях. Беспокойство терзало его. Обед решительно не удался. Отец с дочерью явно не хотели разговаривать друг с другом, а мать с сыном не могли, потому что все, что им хотелось бы сказать, не было предназначено для чужих ушей. Итак, Мэрион называла Бада «милый» и описывала своей будущей свекрови квартиру на Саттон-Террас, миссис Корлис беседовала с Лео о «детях», а Лео просил Бада передать ему хлеб, избегая его взгляда. Бад собирался один отвезти мать в отель, но Мэрион захотела сопровождать их. Они сделали крюк, чтобы показать миссис Корлис, незнакомой с Нью-Йорком, Таймс-сквер и ночную жизнь города. — Я позвоню тебе позже, — сказал матери Бад, прощаясь с ней у лифта. Миссис Корлис, не отпуская руки Бада, нежно поцеловала Мэрион. На обратном пути Мэрион была молчалива. |