Онлайн книга «Мантисса»
|
Минуту-другую они лежат молча, тесно прижавшись друг к другу на ковре цвета увядающей розы. Потом он проводит рукой вдоль ее спины — шелковистая гладкая кожа, словно теплая слоновая кость, — и прижимает ее к себе еще теснее. — Пари держу, что все-таки смогли. Она отрицательно качает головой: — Я же всегда пряталась за кем-нибудь другим! — Вроде Смуглой леди сонетов. — Он целует ее волосы. — Ты раньше никогда об этом не упоминала. — Ну… на самом деле эти отношения были не очень-то счастливыми. — Будь хорошей девочкой. Выкладывай! Полусмеясь-полусмущенно она шепчет: — Майлз, это же очень личное. — Да я ни одной живой душе не скажу. Она с минуту колеблется. — Ну… Одно могу сказать. Кем бы он ни был на самом деле, но Лебедем Эйвона [103] он не был никогда. Он поворачивается к ней, взволнованно и удивленно: — Ты что, хочешь сказать, что все это написал-таки Бэкон? [104] — Вовсе нет, дорогой. Я хочу сказать, что единственное воспоминание о прошлом, которое ему так никогда и не удалось вызвать в собственной памяти в часы молчаливого раздумья, было о такой элементарной вещи, как ванна. Вот я и вышла из всего этого такой отстраненной. Откровенно говоря, я только и могла выдержать все это, если находилась на таком расстоянии от него, чтобы перекрикиваться можно было. Помню, я как-то встретила его на Старом Чипсайде [105] , он шел, похлопывая себя ладонью по лысине и без конца повторяя одну и ту же строку… просто не мог придумать следующую. Пришлось просто прокричать ему новую с другой стороны улицы… я остановилась около девчонки, торговавшей лавандой, — надо же мне было как-то оберечь себя. — Какая же это была строка? — «Не знаю я, как шествуют богини…» [106] — И что же ты ему крикнула? — «От вас несет, как от свиньи в мякине!» Или как там выражались в елизаветинские времена. Он улыбается: — С тобой не соскучишься! — Да все они одинаковые! Если бы историки литературы не были такими злыднями, они давным-давно поняли бы, что у меня был ужасно тяжелый период между Римской империей и изобретением внутреннего водоснабжения. Он некоторое время молчит. — Если бы только я с самого начала понял, что ты — настоящая — ничего не принимаешь всерьез. Ее рука скользит к низу его живота. — Так-таки — ничего? — Кроме этого. Она щиплет его за складочку кожи у пупка. — Я всего лишь такая, какой хочешь видеть меня ты. — Тогда, значит, это — не реальная ты. — Это — реальная я. — Тогда ты можешь рассказать мне правду про Смуглую леди. — Мой милый, да она тебе нисколечко не понравилась бы. Она была точно как сестра Кори. — Что — буквально? Физически похожа на сестру Кори? Не может быть! — Как вылепленная. По странному совпадению. И опять он поворачивается к ней в сильнейшем удивлении: — Эрато, ты не… ты надо мной не смеешься? — Разумеется, нет, Майлз. — Она поднимает глаза и встречается с ним взглядом. — Я очень рада была бы над тобой посмеяться. Он роняет голову на ковер и устремляет глаза в потолок: — Господи Боже мой! Черная! — Мне казалось, мы с тобой остановились на шоколадно-коричневой, дорогой. — И ты не была против? Она вздыхает: — Дорогой, ну конечно же я пошутила. Про то, как шла по Старому Чипсайду. Просто я была чем-то у него в мозгу. Просто это что-то в его мозгу удивительно похоже на что-то в твоем. Разница только в том, что ты не хочешь оставить его там. Я не имею в виду только тебя лично: все вы, сегодняшние, этого не хотите. Все должно быть «реальным», «настоящим», иначе оно просто не существует. Ты же прекрасно знаешь, что реальная «настоящая я» — это я воображенная. Я реальна в твоем смысле слова потому, что ты хочешь этого. Именно это я и имела в виду пару минут назад. — Но ведь это именно ты явилась и вполне реально сидела на моем письменном столе в самый первый раз. — Дорогой, мне просто хотелось посмотреть, как это — быть по-настоящему реальной. Естественно, надо было выбрать — для кого стать реальной. Столь же естественно, что я выбрала тебя. Вот и все дела. Если смотреть на вещи реально. Несколько секунд они лежат молча. Потом он слегка отодвигается: — Может, теперь полежим на кровати? — Конечно, милый. Она поднимается и помогает подняться ему. Они нежно обнимают друг друга, губы к губам, идут — рука в руке и удобно устраиваются на кровати в той же самой позиции: ее голова у него на плече, его рука обвивает ее плечи, ее правая нога закинута на его ноги. Он произносит: — Совсем забыл, какой из не поддающихся написанию вариантов это был. — Двадцать девятый. — А я думал, тридцатый. — Нет, дорогой. Это же второй после двадцать седьмого, а двадцать седьмой был тот, где ты заставил меня… — Она теснее прижимается к нему. — Ну, сам знаешь. Ты жестокий-жестокий. — Ты хочешь сказать, когда ты заставила меня заставить тебя… — Ш-ш-ш… Она целует его плечо. Часы удовлетворенно тикают, вынашивая очередное «ку-ку». Мужчина на кровати произносит, обращаясь к потолку: — Ни за что бы не поверил. Как мы с тобой делаем это все более невозможным от раза к разу. — Я же тебе говорила. О маловер! — Я помню, дорогая. — Его рука скользит вниз по ее нежной спине, потом легонько похлопывает. — Ты и сестра Кори. Она опять небольно щиплет его за складочку кожи. — Я как сестра Кори. |