Книга Страхи мудреца. Книга 1, страница 35 – Патрик Ротфусс

Она кивнула в сторону инструмента, громоздившегося в углу.

— Может, покажешь, чему ты успела научиться? — попросил я.

Денна смущенно покачала головой. Волосы соскользнули у нее с плеч.

— Да у меня пока плохо получается…

— Ничего, — любезно сказал я, — я сдержу свои здоровые порывы и не стану шипеть и кусаться.

Денна рассмеялась.

— Ну ладно! Только чуть-чуть!

Она подошла к арфе, подтащила поближе высокий табурет и оперлась на него. Подняла руки к струнам, помедлила — и заиграла.

Мелодия была вариацией на тему «Барашка с бубенцом». Я улыбнулся.

Играла она неспешно, почти царственно. Очень многие думают, будто стремительность игры есть признак истинного виртуоза. Их можно понять. То, что делала в «Эолиане» Мари, было чудом. Но то, в каком темпе ты можешь перебирать струны, — лишь малая часть искусства. Главное — умение выдерживать паузу.

Это все равно что рассказывать анекдоты. Слова может запомнить кто угодно. И повторить их тоже. Но для того, чтобы люди смеялись от души, этого мало. И если рассказать анекдот быстрее, смешнее он от этого не станет. Тут, как и во многих делах, пауза лучше спешки.

Вот почему настоящих музыкантов так немного. Очень многие могут петь или пиликать на скрипке. А музыкальная шкатулка и подавно может сыграть одну и ту же песню сколько угодно раз без сучка без задоринки. Но знать ноты еще мало. Надо еще уметь сыграть их правильно. Беглость пальцев нарабатывается со временем и с практикой, а вот с чувством ритма надо родиться. Оно либо есть, либо нет.

У Денны с ритмом было все в порядке. Она играла медленно, но не было впечатления, будто она играет неуверенно. Мелодия тянулась, точно долгий поцелуй. Не то чтобы я тогда что-то знал о поцелуях. Но, видя, как она стоит, обнимая руками арфу, с сосредоточенно прикрытыми веками, слегка поджав губы, я чувствовал, что, когда придет мое время целоваться, мне хочется делать это столь же протяжно, старательно и неспешно.

И еще она была прекрасна. Думаю, неудивительно, что меня особенно тянет к женщинам, у которых музыка в крови. Но в тот день, когда она играла мне, я впервые увидел ее такой, какая она есть. Прежде меня все отвлекала то новая прическа, то покрой платья. Но теперь, когда она заиграла, все это исчезло из виду.

Что-то я заговариваюсь… Довольно будет сказать, что играла она впечатляюще, хотя заметно было, что она только учится. Несколько раз она брала неверную ноту, но не морщилась и не вздрагивала, как бывает с новичками. Как говорится, ювелир узнает алмаз и без огранки. Вот так и я. А она была алмазом. Ну, вот так.

— Я смотрю, ты далеко ушла от «Белочки на крыше», — негромко заметил я, когда отзвучали финальные ноты.

Она только плечами пожала, не глядя мне в глаза.

— Да мне тут и делать почти нечего, остается только заниматься, — сказала она. — Келлин говорит, что я не лишена дарования.

— И давно ты занимаешься? — спросил я.

— Оборота три… — Она призадумалась, потом кивнула: — Чуть меньше трех оборотов.

— Матерь Божья! — сказал я, покачав головой. — Никому не рассказывай, как быстро ты научилась играть. Прочие музыканты тебя возненавидят.

— У меня пока еще пальцы не разработались, — сказала она, глядя на свои руки. — Я не могу заниматься столько, сколько хочется.

Я взял ее за руку и развернул ладонью кверху, чтобы посмотреть на кончики пальцев. На них были подживающие кровавые мозоли.

— Да ты…

Я поднял голову и вдруг увидел, как близко она от меня. Рука ее была прохладной на ощупь. Она смотрела на меня огромными темными глазами. Одна бровь слегка приподнята. Не изумление, не игривость — просто сдержанное любопытство. Я вдруг ощутил пустоту и странную слабость в животе.

— Что — я? — переспросила она.

Я сообразил, что понятия не имею, что именно собирался сказать. Хотел было ответить — «Понятия не имею, что я хотел сказать». Но тут же подумал, что это было бы глупо. Поэтому не сказал ничего.

Денна опустила глаза, взяла меня за руку и перевернула ее ладонью кверху.

— А у тебя руки нежные, — сказала она, легонько коснувшись моих кончиков пальцев. — Я думала, мозоли будут жесткими на ощупь, а они нет, гладкие такие…

Сейчас, когда она не смотрела мне в глаза, я немного пришел в себя.

— На это просто нужно время, — объяснил я.

Денна подняла глаза и лукаво улыбнулась. Мой разум сделался пуст, как новый лист бумаги.

Секунду спустя Денна отпустила мою руку и прошла мимо меня на середину комнаты.

— Быть может, хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она, грациозно опускаясь в кресло.

— Я был бы весьма признателен, — ответил я чисто машинально. Я осознал, что по-прежнему держу руку в воздухе, как дурак, и опустил ее.

Денна указала на соседнее кресло, я сел.

— Смотри!

Она взяла со столика маленький серебряный колокольчик и негромко позвонила в него. Потом подняла руку с растопыренными пальцами и принялась загибать их, считая. Большой палец, потом указательный…

Не успела она согнуть мизинец, как в дверь постучали.

— Войдите! — сказала Денна, и шикарно одетый привратник отворил дверь.

— Мне хотелось бы горячего шоколаду, — сказала она. — А Квоуту…

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Я бы тоже не отказался от шоколада, — сказал я.

Привратник кивнул и исчез, затворив за собой дверь.

— Иногда я делаю это нарочно, просто чтобы заставить его побегать, — стыдливо призналась Денна, глядя на колокольчик. — Не представляю, как он ухитряется его услышать! Одно время я думала, будто он так и сидит в коридоре, прижавшись ухом к моей двери.

— А можно мне взглянуть на колокольчик? — спросил я.

Денна протянула мне колокольчик. На первый взгляд он был вполне обычный, но, перевернув его, я увидел цепочку крохотных рун, тянущихся вдоль внутреннего края.

— Да нет, он не подслушивает, — сказал я, возвращая колокольчик ей. — Просто внизу висит второй такой же колокольчик, который звонит одновременно с этим.

— Но как? — спросила она и тут же сама ответила на свой вопрос: — Магия, да?

— Ну, можно сказать, что да.

— Так вот чем вы там занимаетесь! — она кивнула в сторону реки и находящегося за нею Университета. — Как-то это… мелко.

— Ну, это самое легкомысленное использование сигалдри, какое я когда-либо видел, — признался я.

Денна расхохоталась.

— У тебя такой оскорбленный вид! — сказала она. Потом спросила: — Так это называется «сигалдри»?

— Изготовление подобных предметов называется «артефакцией», — ответил я. — А «сигалдри» — это вырезание или написание рун, которые заставят предмет работать.