Книга Страхи мудреца. Книга 2, страница 139 – Патрик Ротфусс

Он встретился со мной взглядом, медленно кивнул в знак того, что понял.

— Ну да.

— А как насчет того, что у нас награбили? — возмутился крепкий мужик в фартуке. — Они вломились ко мне и сперли два бочонка моего лучшего эля!

— У тебя дочки есть? — спокойно спросил я. Судя по пришибленному выражению, которое внезапно появилось на его лице, дочки были. Я посмотрел ему в глаза. — Тогда, думаю, ты дешево отделался.

Мэр наконец обратил внимание на Джейсона, держащегося за сломанную руку.

— Что с тобой такое?

Джейсон потупился, и Сет ответил вместо него:

— Да наговорил всякого, чего не следовало.

Мэр огляделся по сторонам и увидел, что добиться более внятного ответа на вопрос можно будет только под пыткой. Он пожал плечами и оставил эту тему.

— Хочешь, шину наложу? — по-свойски предложил я.

— Нет! — воскликнул Джейсон, потом поспешно сдал назад: — Я лучше к Бабуле схожу.

Я бросил взгляд на мэра.

— К Бабуле?

Мэр тепло улыбнулся.

— Бабуля нас всех штопает, когда мы разобьем коленку.

— А Бил тоже у нее? — спросил я. — Тот человек, кому раздавило ногу?

Он кивнул.

— Она с него еще целый оборот глаз не спустит, если я ее хоть чуть-чуть знаю.

— Давай провожу, — сказал я вспотевшему парнишке, который бережно баюкал руку. — Хочу поглядеть на ее работу.

* * *

Здесь, вдали от всякой цивилизации, я ожидал, что «Бабуля» окажется сгорбленной старушонкой, пользующей своих пациентов пиявками и царской водкой.

Увидев ее дом изнутри, я изменил свое мнение. Стены были увешаны пучками сушеных трав, на полках стояли пузырьки с тщательно наклеенными ярлыками. На небольшом столе лежали три тяжелых кожаных фолианта. Один из них был открыт, и я признал в нем «Героборику». На полях виднелись рукописные пометки, некоторые статьи были исправлены или вычеркнуты полностью.

Бабуля оказалась совсем не такой старой, как я думал, хотя седых волос у нее хватало. И сгорбленной она не была — по правде говоря, она оказалась выше меня, с широкими плечами и круглым улыбчивым лицом.

Она повесила над огнем медный котелок, что-то мурлыча себе под нос. Потом достала ножницы, усадила Джейсона, аккуратно ощупала его руку. Бледный и вспотевший, парнишка непрерывно тараторил, пока она методично резала на нем рубаху. Не прошло и нескольких минут, как он безо всяких расспросов подробно, хотя и не по порядку выложил ей всю историю возвращения Эл и Крин.

— Какой аккуратный, чистый перелом, — заметила она наконец, перебив его. — Как это ты ухитрился?

Джейсон дико стрельнул глазами в мою сторону и тут же отвернулся.

— Да так, ничо, — быстро ответил он. Потом осознал, что на вопрос-то он не ответил. — Ну, то есть…

— Это я ее сломал, — сказал я. — Я подумал, что мне как минимум следует проводить его и посмотреть, не смогу ли я помочь ее выправить.

Бабуля взглянула на меня.

— А ты уже имел дело с такими вещами?

— Я учился медицине в Университете, — ответил я.

Она пожала плечами.

— Ну, тогда ты, наверно, сумеешь подержать шину, пока я буду бинтовать. У меня тут есть девочка-помощница, но она удрала на улицу, когда услышала шум.

Джейсон нервно косился на меня, пока я крепко прижимал к его руке деревянные рейки, но Бабуле потребовалось меньше трех минут, чтобы наложить шину со скучающим и привычным видом. Наблюдая за ее работой, я пришел к выводу, что она стоит больше, чем половина студентов, которых я знал по медике.

Когда мы управились, она посмотрела на Джейсона сверху вниз и сказала:

— Повезло тебе, ничего вправлять не пришлось. Береги руку, ничего ею не делай в течение месяца, заживет и будет как новенькая.

Джейсон удалился как можно поспешнее, а Бабуля, после некоторых уговоров, разрешила мне осмотреть Била, который лежал у нее в задней комнате.

Если у Джейсона перелом был чистый и аккуратный, то у Била — настолько неряшливый, насколько вообще таким может быть перелом. Обе кости голени были сломаны в нескольких местах. Под повязками было не видно, но нога жутко опухла. Выше повязок кожа посинела, покрылась пятнами и натянулась, как туго набитая колбаса.

Бил был бледен, но бодр, и было похоже, что нога у него уцелеет. Много ли от нее будет проку — вопрос другой. Может, он всего лишь охромеет, но за то, что он сможет снова бегать, я бы не поручился.

— Ну что это за люди такие, убить человеку лошадь, а? — негодующе говорил он. Его лицо блестело от пота. — Кто ж так делает-то?

Лошадь, разумеется, была его собственная. А городок был не из тех, где у людей имеются лишние лошади. Бил был молодой мужик, недавно женился, у него была своя маленькая ферма, и, возможно, он больше никогда не сможет ходить — все только потому, что пытался сделать то, что следовало. Больно было об этом думать.

Бабуля дала ему две ложки какого-то лекарства из коричневого пузырька, и глаза у него закрылись. Она выпроводила меня из комнаты, вышла сама и затворила дверь.

— Перелом открытый? — спросил я, как только дверь закрылась.

Она кивнула и поставила пузырек на полку.

— А чем вы пользуетесь для того, чтобы избежать заражения крови?

— Это в смысле чтобы рана не загнила? — переспросила она. — Бараньей колючкой.

— В самом деле? — спросил я. — А не марантой?

— Марантой! — фыркнула она, подбросила дров в очаг и сняла с него закипающий котелок. — Ты хоть раз пробовал уберечь рану от загнивания марантой?

— Нет, — признался я.

— Ну, тогда имей в виду, а то еще загубишь кого-нибудь.

Она достала пару деревянных чашек.

— От маранты никакого проку нет. Есть ее можно, коли хочешь, и все.

— Однако мазь из маранты и бессамера считается идеальным средством…

— Бессамер — еще туда-сюда, — признала она. — Но баранья колючка лучше. Я бы, конечно, предпочла красный клинок, но не всегда под рукой есть то, что хотелось бы. Я использую мазь из матушкиного листа и бараньей колючки, и, как видишь, он себя неплохо чувствует. Маранту просто нетрудно добыть, и она растирается в однородную кашицу, но никаких особых целебных свойств не имеет.

Она покачала головой.

— Маранта и камфара. Маранта и бессамер. Маранта и соляная лоза. Маранта ни от чего не лечит. Она просто хороший наполнитель для действенных лекарственных средств.

Я открыл было рот, чтобы возразить, потом огляделся, посмотрел на стены, на исчерканный экземпляр «Героборики»… И закрыл рог.