Книга Красный сфинкс, страница 117 – Александр Дюма

Слух об отставке кардинала быстро распространился по Парижу, и г-жа де Фаржи во время свидания, назначенного ею в «Крашеной бороде» хранителю печатей Марийяку сообщила ему эту важную новость.

Эта важная новость вскоре вышла за пределы комнаты, где ее произнесли, и спустилась к г-же Солей, с помощью г-жи Солей достигла ее супруга, а тот принес ее Этьенну Латилю, который всего три дня назад покинул постель и начал прогуливаться по комнате, опираясь на шпагу.

Метр Солей предлагал ему свою собственную трость из прекрасного камыша с агатовым набалдашником, напоминавшим перстень бастарда Мударрата; но Латиль отказался, считая, что недостойно воина опираться на что-либо, кроме своего оружия.

При известии об отставке Ришелье он резко остановился, оперся обеими руками на эфес своей рапиры и, пристально глядя на метра Солея, спросил:

— Верно ли, то, что вы говорите?

— Верно, как Евангелие.

— От кого вы узнали эту новость?

— От одной придворной дамы.

Этьенн Латиль достаточно хорошо знал гостиницу, которую ему пришлось из-за происшедшего с ним несчастного случая избрать своим жилищем; ему было известно, что в ней под видом посетителей бывают люди самого разного общественного положения.

Задумчиво сделав два-три шага, он вернулся к метру Солею.

— Но теперь, когда он больше не министр, что вы думаете о личной безопасности господина кардинала?

Метр Солей покачал головой и проворчал что-то похожее на ругательство, а затем сказал:

— Я думаю, что если он не взял с собой своих телохранителей, то ему неплохо бы носить под мантией кирасу, как в Ла-Рошели он носил ее сверху.

— Вы думаете, — спросил Латиль, — что это единственная угрожающая ему опасность?

— Что касается пищи, — задумчиво произнес Солей, — то я думаю, что его племянница госпожа де Комбале приняла разумную меру предосторожности — найти человека, пробующего блюда до него.

Его широкое лицо расплылось в сытой улыбке.

— Только где найти такого человека?

— Он найден, метр Солей, — сказал Латиль, — возьмите для меня портшез.

— Как? — вскричал метр Солей. — Вы собираетесь выйти, совершить такую неосторожность? — да, я совершу эту неосторожность, мой хозяин, а поскольку я не скрываю от себя, что это неосторожность и что она может стоить мне жизни, уладим наши маленькие расчеты, чтобы в случае моей смерти вы ничего не потеряли. Три недели болезни, девять кувшинов травяного отвара, две кружки вина и неустанные заботы госпожи Солей, сами по себе бесценные, — достаточно будет за все это двадцати пистолей?

— Заметьте, господин Латиль, что я с вас ничего не спрашиваю и что мне было достаточно чести принимать вас, кормить…

— О, кормить-то меня было нетрудно!

— … и утолять вашу жажду. Но если вы непременно хотите отсчитать мне двадцать пистолей в знак вашего удовлетворения…

— … то ты от них не откажешься, правда?

— Боже меня упаси нанести вам такое оскорбление!

— Позови мне портшез, пока я отсчитаю твои двадцать пистолей.

Метр Солей поклонился и вышел; почти сразу вернувшись, он подошел прямо к столу, где были разложены двести ливров, влекомый тем естественным притяжением, что существует между деньгами и трактирщиками, взглядом сосчитал деньги с точностью, присущей определенным профессиям, и, убедившись, что двести ливров наличествуют до последнего денье, сказал:

— Ваш портшез готов, сударь.

Латиль водворил в ножны положенную на стол шпагу и повелительным жестом пригласил метра Солея подойти поближе.

— Хочу опереться о твою руку, — сказал он.

— Дать вам руку, чтобы вы покинули мой дом? Я делаю это с большим сожалением, дорогой господин Этьенн; пойдемте.

— Солей, друг мой, — сказал Латиль, — я с еще большим сожалением увидел бы малейшее облачко на твоей сияющей физиономии, поэтому обещаю, что первый мой визит по возвращении будет к тебе, особенно если ты сбережешь для меня кувшин этого куланжского винца, с которым я рад был познакомиться два дня назад и которое покидаю, сожалея, что не узнал его поближе.

— У меня есть бочка этого вина на триста кувшинов, господин Латиль; я сохраню ее для вас.

— По три кувшина в день этого хватит на три месяца. Вы можете быть уверены, метр Солей, что я три месяца буду вашим постояльцем, если, конечно, мои средства мне это позволят.

— Что ж, вам будет открыт кредит. Человек, насчитывающий среди своих друзей господина де Море, господина де Монморанси, господина де Ришелье, то есть королевского сына, принца и кардинала…

Латиль покачал головой.

— Иметь другом хорошего откупщика было бы не столь почетно, но более надежно, дорогой Солей, — наставительно произнес Латиль, садясь в портшез.

— Куда велеть носильщикам доставить вас, мой гость?

— В особняк Монморанси, где я должен прежде всего выполнить свой долг, затем в Шайо.

— В особняк монсеньера герцога де Монморанси! — крикнул Солей так, что это приказание было слышно и на улице Белых Плащей, и на улице Сент-Круа-де-ла-Бретонри.

Носильщики не заставили повторять и двинулись ровным, упругим шагом: метр Солей предупредил, что надо щадить клиента, оправляющегося от долгой и тяжелой болезни.

Портшез остановился у дверей особняка герцога. На пороге стоял швейцар в парадной ливрее, с тростью в руке.

Латиль знаком подозвал его. Швейцар подошел.

— Друг мой, — сказал Латиль, — вот полпистоля, будьте добры мне ответить.

Швейцар снял шляпу, что, видимо, означало ответ.

— Я раненый дворянин; господин граф де Море оказал мне честь, навестив меня во время моей болезни, и я пообещал ему отдать визит, как только окажусь на ногах. Сегодня я впервые вышел и выполняю свое обещание. Могу я иметь честь быть принятым господином графом?

— Господин граф де Море, — ответил швейцар, — покинул этот дом пять дней назад, и никто не знает, где он находится.

— Даже монсеньер?

— Монсеньер уехал вчера в свое лангедокское губернаторство.

— Мне не везет, но я сдержал обещание, данное господину графу; это все, чего можно требовать от человека чести.

— Однако, — сказал швейцар, — господин граф де Море, покидая особняк, передал через пажа Галюара, который его сопровождает, и специально вернулся, чтобы подтвердить слова графа, поручение, возможно касающееся вашей милости.

— Какое же?

— Он сказал, что, если к нему явится дворянин по имени Этьенн Латиль, ему следует предложить пищу и кров, относясь к нему как к человеку облеченному доверием графа и принадлежащему к его дому.