Книга Жених для ящерицы, страница 43 – Анна Яковлева

– От человека, который таким экзотическим способом объясняется с женщиной, можно ожидать всего. Он может перейти к действиям.

– Дим, ну к каким действиям? Не станет же он проникать, как ты выразился, в дом, хватать меня и насиловать?

– Не хочу тебя пугать, но не исключен и такой вариант развития событий. Я и так не всегда рядом, а на следующей неделе у меня командировка. Хоть бери и вези тебя с собой.

Димины руки занимались тем, что карается статьей 139 УК РФ, – проникновением.

– Я не против, – прошептала я, соображая все хуже. Поток желания утягивал меня на глубину, как река жертву.

– Обещай, что ты будешь осторожна, – услышала я.

– Не хочу быть осторожной, хочу быть безоглядной, – послушно следуя за желанием, ответила я.

Или хотела ответить, но не успела? Не помню…

Проснулась я оттого, что на кровати стало больше места. Не открывая глаз, протянула руку и убедилась, что место Тихомирова благополучно занял Триш.

Я приподнялась на локте и прислушалась – было тихо и темно, как в гробу. Такие безлунные ночи принадлежат богине ночной нечисти Гекате, вспомнила я.

Ругая себя за пессимизм, поднялась и направилась на поиски Тихомирова.

Туалет, ванная, кухня, мамина спальня, гостиная встречали меня безмолвием – Димы не было нигде.

На веранде Тихомирова тоже не оказалось, и я уже готова была позвать его, но почему-то испугалась.

Постояла на крыльце, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи и небесные вздохи. Глаза понемногу привыкли к темноте, и я проскользнула в сад.

Меня вело какое-то шестое чувство.

Я старательно обходила гравийные дорожки, чтобы не выдать себя, ступала по газону. Добралась до забора и перестала дышать, когда услышала голос Тихомирова из окна спальни соседа:

– Мы с тобой обо всем договорились, по-моему.

– Как ты мне надоел, – прохрипел Степан, – житья от тебя нет. Что тебе от меня надо?

– Я глаз с тебя не спущу, запомни. Я буду везде. Я найду способ упрятать тебя подальше.

– Ты псих!

– Псих? А ты, значит, нормальный? – с усмешкой поинтересовался Тихомиров. Я без труда представила тяжелый взгляд зеленых глаз.

– Да в сравнении с тобой – я образец психического здоровья!

– Заткнись, совершенство. На твоем месте я бы поскорей отсюда смотался.

– Мне уже некуда бежать. Я уже прибежал, – устало произнес Степан, и у меня опять защемило сердце.

Что происходит, черт возьми?

Я попятилась от забора, беззвучно, по газону, припустила назад. Опередив Диму на пару минут, забилась под одеяло и услышала, как на веранде скрипнул пол под тяжестью Тихомирова.

– Дима, – жалобным голоском позвала я, – ты где?

– Здесь, Витюша, я пить вставал.

– Мне страшно без тебя, – продолжала я спектакль.

– Я уже ложусь.

Дима обнял меня.

– Ой, какой холодный, – притворно удивилась я, – где ты был?

– Просто постоял на крыльце. – Тихомиров был само терпение и кротость.

– Что-то случилось?

– Нет, все хорошо.

Димины губы коснулись виска, мелкими поцелуями накрыли глаза, спустились к губам.

– Дим, ты любишь меня? – Я вся звенела от напряжения.

– Витюша, девочка моя, только тебя и любил всегда. Всегда. Понимаешь? Всегда.

– Как это – всегда? – не поверила я. Сердце оборвалось.

Димины глаза блестели в темноте, как у Триша или… нет, как у дикого зверя.

– Всегда. Как только увидел. И никогда не переставал любить. – Шепот Тихомирова перешел в прерывистое, хриплое дыхание.

– А жена?

– Не думай об этом.

– Совсем?

– Совсем. Иди ко мне.

Губы Тихомирова продолжили путешествие, и я задохнулась от страха, горечи и любви.

* * *

– Представляешь, ужас? – захлебываясь, верещала Дарья в трубку так, что я отвела аппарат от уха. – Андрей подцепил в саду ветрянку!

– Ну и чего ты паникуешь? Все дети болеют ветрянкой.

– Много ты знаешь. – Дарья одним махом разрушила мои теоретические познания. – Ни я, ни Зойка, ни Егор не болели в детстве ветрянкой!

– Ну, вы стали редким исключением, – промямлила я.

– Уже нет.

– Не поняла?

– Уже все сидим в оспе. Все святое семейство! – торжественно завершила Дарья.

– Как? И Егор?

– И Егор. Весь в зеленке, с температурой под сорок. Тяжелей всех переносит. Ведь спрашивала двести раз: болел или нет? Уверял, что болел всеми детскими болезнями. Оказывается, только ветрянкой и не болел. Ходят к нам теперь участковый терапевт и детский врач.

– Даш, может, что-нибудь надо? – вяло поинтересовалась я, готовясь к тому, что придется совершить подвиг во имя дружбы.

– Конечно!

И Дашка продиктовала список продуктов и лекарств, которые закончились в их лазарете.

Отложив роман (после бурного примирения у Франчески с Рэем дело двигалось к свадьбе), я быстро собралась и покинула дом.

Проторчав на остановке минут десять, поняла, что во имя дружбы придется потратиться на частника, и стала голосовать. Через пару минут меня осчастливила светлая «девятка». Я склонилась к окну и узнала соседа – Степана.

– Ой, здравствуйте, – расстроилась я, но тут же передумала расстраиваться и вознамерилась воспользоваться случаем и узнать о таинственном соседе хоть немного больше того, что знаю. Я улыбнулась. – Отвезете?

– А вам куда?

Я невольно поежилась – нужна привычка, чтобы не вздрагивать от змеиного шипения, который заменяет Степану голос.

Все больше жалея, что это оказался именно Степан, назвала магазин недалеко от дома Вахрушевых. Сосед кивнул, и я неуклюже втиснулась в «девятку».

– Возьмите. – Я протянула Степану пятьдесят рублей.

– Не надо, – игнорируя полтинник, проворчал сосед.

Настаивать я не стала, спрятала деньги в кошелек и незаметно осмотрела салон.

В машине царил образцовый порядок (как дома), и мое мнение о соседе как о зануде окрепло. Но, несмотря на отполированную приборную панель, побывавшие в чистке чехлы и покачивающийся на зеркале озонатор в виде елки сюрреалистического лимонного цвета, в салоне стоял горьковатый запах замкнувшей проводки.

У меня к соседу было множество вопросов, но сосед не располагал к общению. Степан вез меня в полном молчании, не обменялся ни одной мыслью, даже погоду не обсудил для приличия, и вообще делал вид, что меня нет. Интервью отменялось.