Онлайн книга «Жених для ящерицы»
|
Особой потребности исповедоваться я не ощущала и уже надеялась, что мне удалось избежать разговора по душам, но Дашка не выпустила меня из своих когтистых лап. Наспех покормив и выпроводив семейство из кухни, подруга с бесцеремонностью патологоанатома приступила к вскрытию: – Он что, правда тебя изнасиловал? – Нет, конечно, все было по обоюдному согласию. – И как он тебе? – В каком смысле? – В смысле, в постели. – Дашка! – Витька! – Дашка, а как у вас с Вахрушевым? – Нечестно переводить стрелки! У нас с Вахрушевым никаких новостей с постельного фронта. Ну почему из тебя все приходится тянуть клещами? Тебе понравилось? – Отстань, – попросила я. – Не отстану, ты же меня знаешь. Я знала. – Мне понравилось, – созналась я. – А ему? Вопрос поставил меня в тупик. Действительно: понравилось Тихомирову предаваться со мной любви или не очень? Все же мужчины – инопланетные существа. Могут заниматься этим с кем угодно, даже с нелюбимой, даже с малознакомой женщиной. Или вообще – как вариант – с незнакомой. Мы с Тихомировым все-таки были знакомы, и я надеялась на лучшее: – Наверное. – Ты не уверена? – Как можно быть уверенной в чувствах мужчины? На Дашку опять напал приступ зуда, она кинулась на поиски склянки с протиранием, склянку свистнул кто-то из болезных, поднялся шум, и я засобиралась. – Разговор не окончен! Я приеду, как только смогу, – пригрозила подруга, – и ты мне все расскажешь. Все! Я не удержалась и хихикнула: Дашка, не отдавая себе отчета, терлась ухом о встроенный шкаф. Семечки, как я установила экспериментальным путем, являются отличным успокоительным средством. Рот и руки заняты, мысли и эмоции замедляют ход. Опять же – удовольствие (при условии, конечно, что семечки свежие, маслянистые, чуть поджаренные и подсоленные), и привыкания к полезным микроэлементам, содержащимся в семечках, не наступает. Еще семечки стимулируют умственную деятельность – утверждаю со всей ответственностью. Еще один плюс – подсаживаясь на семечки, счастливо избегаешь других наркотиков. В общем, я сидела в саду, грызла семечки, думала о соседе и следователе, в сотый, тысячный раз сопоставляла все факты. Вывод, к которому я пришла, был неутешительным: Тихомиров вернул письмо автору… Я ныряла за воспоминаниями, как ловец жемчуга, на такую глубину, что рисковала не выплыть. …Настроенный на примитивный секс Степка не представлял собой никакой тайны, а тихушник Тихомиров всегда был с двойным дном. Может, сосед Степан – близкий знакомый Переверзева? Штука в том, что друзей у Степки не было: этому донжуану были незнакомы моральные нормы, он тащил в постель подружек друзей, за что бывал не однажды бит. Не было желающих соревноваться со Степаном в искусстве обольщения, не было ему равных. Нахально-раскованная манера, сокрушительно-неотразимая внешность – девицы падали к его ногам, как переспелые плоды. Степан Переверзев загубил много девичьих душ, исключение сделал только для дочери генерала. По поводу этого брака ходили разные слухи, но основная версия была – расчет. После женитьбы Степа на короткое время выпал из роли соблазнителя, потом все возобновилось. Несмотря на отдельную квартиру недалеко от «Сокола», Переверзев был частым гостем в общежитии. Ни одна вечеринка не обходилась без этого ловеласа. Мартовский Кот – иначе Степана за глаза не называли… Да и в глаза тоже… Боже! Кот Мартовский! «К. М.» – мой аноним-затейник… Все оказалось до обидного просто. – Это ты! Степан обмяк и устало опустил плечи: – Все-таки ты тормоз, Витька. – Надо поговорить, – предложила я. – Ты одна? – Одна. Я бы с радостью сделала вид, что ни о чем не догадалась, что для меня по-прежнему сосед – всего лишь малосимпатичный тип с поврежденными связками и шрамом вместо лица. Но у меня были вопросы к Степе. «Что ищет он в краю далеком, что кинул он в краю родном?» – это было не простое бабье любопытство, это было болезненное желание понять, из-за кого я вычеркнула тринадцать лет жизни. Степан перепрыгнул через ограждение, и теперь мы сидели в саду вместе. В руках у Переверзева была баночка с пивом, а я продолжала грызть семечки. – Почему ты выбрал Заречье? – прислушиваясь к гулким ударам сердца, спросила я. – Как-то запало в голову название. А когда тебя увидел, понял – откуда знаю этот городок. Хотел уехать, а потом передумал. Ты все равно меня не узнала, опасаться было нечего. – Помнишь Людку Масленникову? – Помню, – не очень уверенно кивнул Степан. – Она сказала, что ты погиб. – А ты так не считаешь? В душе у меня пышным цветом распускалась жалость к Переверзеву. Так и хотелось прижать страдальца к груди и защитить от всех напастей, жестокостей и несправедливостей. – Так ты забрался в нашу глушь, потому что утратил былую красоту? – И поэтому тоже. Но в основном потому, что утратил себя. На работу не устроиться – диплома лишили за халатность. Взрыв и пожар на заводе произошел по моей вине – это доказало следствие. Кстати, следствие вел Тихомиров. Мог посадить, да тесть отмазал. Правда, настоял на разводе. Жена, как только увидела меня в реанимации, собрала мои вещи. Мне из больницы идти фактически было некуда, но я жену не осуждаю. Благородство было так же чуждо прежнему Степану, как жалость – садисту. Перемены были очевидны. – Скажи, а почему симпатические чернила? – Что? И ты туда же? Да не писал я этих писем! Сумерки легкой дымкой опустились на нас, размыли профиль Степана, а в модуляциях его сиплого голоса все ближе проступали знакомые интонации. – Знаешь, что меня с толку сбило? – пропустив мимо ушей возражения Степана, продолжила я. – Что? – Профессиональная привычка все выстраивать в цепочку. Сначала пришло письмо, а потом я заметила, что в доме кто-то поселился. – Еще раз повторяю: я не писал и не посылал тебе никаких писем. Сама подумай: каким идиотом надо быть, чтобы таким извращенным способом объясняться женщине в любви! Вместо того чтобы просто сказать «я тебя хочу», царапать на бумаге лимонным соком или крахмалом – полный бред! Степка влил в горло остатки пива, метким броском послал банку в бак для мусора и вдруг резко схватил меня за локоть: |