Онлайн книга «Небеса ликуют»
Итак, ослов у нас прибавится. А вот брату Манолису надо все же порекомендовать воспользоваться вожжами. Иногда помогает. Долина Мертвых осталась позади, и я облегченно перевел дух. Сотни серых надгробий, обступивших со всех сторон узкую дорогу, черные старые деревья, заслонившие небо, тихий шелест, доносящийся словно ниоткуда. И ни единого креста! Даже бесстрашный шевалье явно обрадовался, когда мы выехали на открытое пространство. О брате Азинии нечего и говорить — бывший регент начал креститься, лишь только мы подъехали к высоким кладбищенским воротам. Невозмутимым оставались лишь сьер Гарсиласио да проводник — маленький худой татарин в драном халате и огромном малахае. — Однако же тут покоятся отнюдь не христиане, — задумчиво молвил дю Бартас. — Странно, что мессер де Боплан не упомянул об этом месте! — Караимы, — пояснил я. — Справа, на скале, их город. Монастырь будет слева, но чуть дальше. — Караимский? — Нет, — улыбнулся я. — Православный. На третий день пути мы наконец-то увидели солнце. Тучи расступились, заполняя светом огромное ущелье, врезанное между серыми скалами. Мертвые не отпускали — мы въезжали в Иосафатову долину. Недоброе имя дали этому месту! Иосафатова долина — место встречи в день Страшного Суда. Впереди был Успенский монастырь. Странный путь: караимская Долина Мертвых, Иосафатова и, наконец. Успение. Дорога мертвецов. Дорога, где я искал следы мертвеца. Выбора у меня не было. Если кир Афанасий не сможет помочь, придется ехать вслепую— Ехать самому — и вести других. «Слепые — вожди слепых. Если слепой поведет слепого…» Я думал увидеть храм, но передо мной была очередная скала. Узкие стертые от времени ступени вели в темную глубину. Маленькие окошки, прорубленные в серой тверди, издали походили на ласточкины гнезда. Но крест все же был — неровный контур на выщербленном камне. Я с облегчением прочитал молитву. Монастырь ушел в самые недра, словно пытаясь спастись от чужих сабель, вырубавших в людской плоти слова нечестивого Магомета. Крепость Христова — последняя, все еще державшая оборону. * * * — Вы православный, сын мой? Монах-привратник не спешил открывать узкую калитку. Настороженный взгляд из-под темного клобука, в руках — тяжелая палица. — Я католик, отец. Мне нужен кир Афанасий. У меня к нему письмо. — Оружие есть? — Не ношу. Молчание — долгое, настороженное. — Войдете один. Ваши спутники подождут у входа. …Ступени, ступени, маленькая темная часовня с мигающими лампадками у закопченных икон, снова ступени. Вверх, вверх, вверх… Вокруг — сырой камень. Внезапно чудится, что это гигантский склеп, откуда нет выхода, есть только темные коридоры, узкие проемы дверей, ведущие в костницы, полные желтых черепов… …И снова ступени. Кир Афанасий оказался неожиданно молод — немногим старше меня. Я почему-то представлял его совсем иным — седым, согбенным, опирающимся на клюку. Письмо от брата Манолиса он даже не стал читать, только взглянул на подпись. — Чем могу помочь, сын мой? Прежде чем ответить, я долго подбирал нужные слова. Последний раз по-гречески приходилось говорить еще в коллегиуме. Он дослушал до конца, подумал, кивнул. — Помню. Мы похоронили этого несчастного за оградой. Он был католиком. Ближайший католический храм возле Альмы, но это слишком далеко. — Это он просил переслать бумаги синьору Канари? — Да. Мы чтим волю умирающих. Я лично записал его рассказ… Обо всем этом я уже знал — или догадывался. Умирающий говорил по-русински, но игумен неплохо знал этот язык. Карту русин нарисовал сам. — Были еще бумаги. Много бумаг — полная сумка. — Что? — вскинулся я. — Кир Афанасий!.. Он впервые улыбнулся — невесело, одними уголками губ. — Мы все сожгли. Он попросил и об этом. Наверно, я застонал. Во всяком случае, взгляд из-под темного клобука был полон сочувствия. — Увы, сын мой! Увы… Разве что… Негромкий звон колокольчика. В дверь кельи заглянул кто-то безбородый, с острым птичьим носом. — Латинский молитвенник! Птичий нос исчез. Игумен повернулся ко мне. — Умирая, он завещал монастырю свой молитвенник. Это католический молитвенник, но таким даром грех пренебрегать. Он может вам помочь. Спорить я не стал. Почему бы не прочитать бессмертные слова «Ищите и обрящете»? Знать бы где! Молитвенник оказался самым обычным — маленьким, в дорогом кожаном переплете с золочеными застежками. Я взглянул на первую страницу: «Milano, MDCILII A.D.». — Перелистайте! Наши взгляды встретились. Я вздрогнул. Зашелестели страницы… Маленький, сложенный вчетверо листок бумаги оказался как раз между молитвами Святому Сульпицию — об излечении от хромоты и об удаче в бурю. …Мелкий ровный почерк, знакомые латинские буквы… «Согласно предписанию куратора миссии монсеньора Джеронимо Сфорца. Воеводство Киевское…» Я затаил дыхание. Есть! — Не буду мешать вам, сын мой. — Игумен встал, пальцы сложились троеперстием. — Будьте мудры, яко змий! И ягуар стал змием. * * * …Вырвано из тетради. Сверху — маленькая цифра «I». Первый лист, возможно, самый важный, оттого и положен в молитвенник. Мне повезло: умирающий просто забыл о нем, а кир Афанасий не решился сжигать то, что не велено. И отсылать брату Манолису тоже не стал. Удачно! Этот листок мог легко затеряться в недрах Среднего Крыла. «Согласно предписанию куратора миссии монсеньора Джеронимо Сфорца. Воеводство Киевское. Начало работы — март 1642 A.D. Цель: пресечение эпидемии безумства, в особливости же на религиозной почве. A. Определение границ территории, на которой предполагается воздействие, равно как мест с наибольшим и наименьшим резонансом…» Я закрыл глаза, повторяя про себя странные слова. Думать можно будет потом. Сейчас — запомнить, заучить наизусть. «Пресечение эпидемии безумства»… Странно, очень странно! «…B. Исчисление «даймона» сего места. Для этого требуется: Наблюдение за поведением животных, птиц, и насекомых. Таковое же наблюдение за людьми, пребывающими купно, в особливости же под час церковных праздников. |