Онлайн книга «Птичка над моим окошком»
|
– У тебя есть друг? – внезапно спросил Мотя. – Друг? – Соседка казалась удивленной. – Разве у тебя нет друга? Августа во все глаза смотрела на соседа: в нем произошли разительные перемены. Брови хмурились, челюсть затвердела, от фигуры исходили опасные токи. – У меня есть друг. – Августа была уже в коридоре. – У вас с ним серьезно? – Мотя нагнал ее. – У нас дружба. Дружба – это всегда серьезно, – продолжала пятиться к выходу Ава. – Я не хочу с тобой дружить, – неожиданно заявил Матвей глухим, срывающимся голосом. – Не дружи. – Спасительная дверь была уже совсем близко. – А что мне с тобой делать? – совсем тихо спросил Матвей и коснулся пальцами пунцовой щеки Августы. Ловушка захлопнулась. Дышать стало нечем, Августа открытым ртом втягивала воздух, но облегчение не приходило. С нарастающей паникой она прижалась к двери и смотрела прямо в гипнотические зрачки Матвея. Зрачки расширились и почти поглотили радужку… Еще секунда, и они поглотят и ее саму. Матвей жадно вбирал в себя желание, хозяйничавшее на лице Августы: впервые северное море в потемневших глазах затянуло дымкой, кровь отхлынула от щек, но прилила к губам… Не отдавая себе отчета, Мотя потянулся к Августе, лицо ее приблизилось и расплылось, и теперь он видел только глаза – они тянули на дно. – Нет. Матвея бросило в жар: его отвергали… – Что – нет? – Все – нет. – Но почему? – взмолился Мотя. – Потому что в твоем вкусе дешевые одноразовые шлюхи. – Но я же здесь, с тобой, а не с ними. – Вот-вот. Мое время истекло. Августа взялась за дверную ручку – она не поддавалась. – Открой дверь. – Горло перехватило, голос не слушался. – Не решай за меня. – Идиот, тут же обругал себя Мотя, ничего глупее ты сказать не мог. – Я решаю за себя. – Искуситель был так близко, что от его запаха кружилась голова. Спасибо, крашеная выдра, которая приходила за солью, – она возникла в памяти и, можно сказать, спасла Августу от грехопадения. – Там открыто. Августе наконец удалось нащупать ручку, и она вывалилась на лестничную площадку. … Не сумев сорвать поцелуй, Матвей только укрепился в своем убеждении: все из-за подлеца Шутихина. Наплевав на позднее время, набрал номер предателя и, не дав тому рта раскрыть, изрек: – Завтра. Ты все сделаешь завтра. – Что я сделаю завтра? – сонно поинтересовался Шутихин. – Ты повинишься перед Августой не в субботу, а завтра. – И сколько ты принял? – Ничего я не принимал, – с некоторой долей сожаления признал Матвей, – и мне не до шуток. – Милый, – кривлялся Витасик, – ты забыл, что завтра суббота? Счастливые часов не наблюдают и дней тоже? Может, уже мое вмешательство не требуется? – Не надейся! – рявкнул в трубку Мотя. – Спокойствие. Только спокойствие. Шутихин уже все закрутил, Шутихин все завертел и оплатил. И будет тебе завтра счастье. В душе у Моти шевельнулось что-то похожее на ревность. – Не переусердствуй. И вообще, главное, чтобы ты ей сказал правду: что я не имею никакого отношения к карманнику. – Все будет о'кей. – Витасик находился в наилучшем расположении духа: на сделке в праздничном агентстве удалось выторговать в свою пользу несколько тысяч. – Тогда до завтра, – как-то неуверенно простился Мотя. Может, Витася прав и лучше было бы ему самому постараться убедить Августу, что Шутихин его оклеветал? Мысль о необходимости вмешиваться доставила почти физическое неудобство: все вдруг стало таким сложным, запутанным… Нужно слова искать, тратить нервы и драгоценное отпускное время. И еще черт его знает, что из этого выйдет. Пусть уж Витасик сам распутывает узел, в который все завязалось по его милости. Сборы были недолги, от Кубани до Волги мы коней запрягали… Наконец-то… Наконец-то они стояли на привокзальной площади, перед открытыми дверями ЛиАЗа. Вожатые вели перекличку, родители давали последние указания, на пятачке перед автобусами стояли гомон и толчея. Невзирая на возражения, до площади они добрались с ветерком – на фуре Тетерского, который сразу после этого отбывал в рейс (должен был отбыть, но почему-то никак не мог проститься с родным городом, топтался поодаль и смущал Августу внимательным взглядом). Очевидно, совет племени во главе с мудрой Любочкой решил, что пора переходить к решительным действиям, брать невесту под уздцы, поняла Августа. Теперь под взглядом Тетерского она чувствовала себя мишенью и, чтобы избавиться от этого настойчивого чувства, приставала к Даньке с глупостями: – Ты взял кружку? – Взял. – А платки? – Взял. – Аптечку не забыл? – Не забыл. Все карманы и кармашки рюкзака были забиты какой-то дребеденью, оставалось радоваться, что это не презервативы, а все еще сушеные насекомые. – Значит, какой должна быть вода, чтобы можно было купаться? – Двадцать один градус. Аве показалось, что брат ее стесняется, и она снова с раздражением подумала о Сергее: ехал бы себе с Богом. – Носков у тебя десять пар. Пересчитаю, когда вернешься, – пообещала она, – убью, если потеряешь. Двадцать рублей зашиты во внутреннем кармане рюкзака. Не потрать – это на обратную дорогу. Этот текст с небольшими вариациями она произносила каждый год, и у Даньки выработался иммунитет. – О'кей, – вяло кивал он, слушал вполуха и озирался по сторонам. – Если я не смогу тебя встретить, что ты должен сделать? – Да что я, маленький? – Данька не выдержал, возмутился. – Сам доеду. – Ключ от квартиры в том же кармане, что и деньги. Не потеряй! Данька набрал воздуха в легкие. – Да что я… – начал он, но его ломкий басок заглушила команда «По местам!», усиленная громкоговорителем. Все пришло в волнение, смешалось перед посадкой. Наконец автобусы тронулись, провожающие замахали руками, и все стихло. Негромко переговариваясь, родители стали расходиться. Ава подошла к Тетерскому и в очередной сто первый китайский раз поблагодарила за помощь. – Не чужие, – глухо отозвался Серега, – брось. И ты это, давай не стесняйся, если надо чего… Ну, там прибить что-то или переставить мебель. Или Даньку приструнить. |