Онлайн книга «Испанский любовник»
|
Раздался гудок машины. Уильям бросил катушку с бечевкой и выбежал на улицу, размахивая руками. Фрэнсис притормозила, и окно ее дверцы оказалось прямо перед ним. Уильям внимательно вгляделся в лицо дочери. – Дорогая моя… На ней была синяя рубашка, белые брюки, глаза закрывали солнцезащитные очки. – Ты ждал меня здесь? – Конечно… Она попыталась улыбнуться. Это ей не очень удалось, и Уильям вдруг поймал себя на мысли, что на лице у него застыло выражение откровенной озабоченности. Он моментально сменил его. Бедная девочка! Он просунул руку в окошко и похлопал ее по плечу. – Заезжай, я закрою за тобой ворота. Барбара сказала, что они сядут в саду, под тюльпановым деревом. Она объяснила, что в доме было совершенно нечем дышать, решительно вывела Фрэнсис в сад и усадила ее в самое удобное кресло, огромное деревянное кресло, принадлежавшее еще отцу Уильяма, с подставками для ног, для книг и с полочкой с углублениями для стаканов. – Я не больна, – попыталась протестовать Фрэнсис. – Конечно нет, но, вероятно, очень устала. Ничего не поделаешь, ты же беременна, а это состояние особое. Тебя не тошнит? – Да нет, последнее время уже нет. Вдруг раздался дрожащий голос Уильяма: – О Фрэнсис, Фрэнсис… Они обе обернулись к нему. – Я никогда не представлял себе… Фрэнсис умоляюще посмотрела на него. – Папа, не надо, не надо! Не усложняй… – Это все твой вид. То, что я вижу тебя здесь и знаю… – пробормотал Уильям, нервно роясь в карманах в поисках носового платка. – Что ты знаешь? – Что теперь тебе некуда деться. Что ты попала в ловушку, – ответил он, сморкаясь в платок. – Она и не хочет никуда деваться, – спокойно проговорила Барбара. Фрэнсис посмотрела на мать, Барбара – на нее. – Ведь правда, Фрэнсис? – Нет, я… – Ведь ты хотела этого ребенка, да? Ты говорила мне, что собиралась его завести, и я тебе верю. – Да, конечно… – Тогда не надо говорить чепухи, – сказала Барбара Уильяму, – не говори сентиментальной ерунды. – Но… – Что но? – спросила Барбара, поднимаясь. – Но она будет одинокой матерью, да? И это не соответствует твоим представлениям о том, как должна быть устроена жизнь, да? Прелюбодеяние – это совершенно нормально, но если уж дело дошло до детишек, то у них обязательно должны быть и мамочка, и папочка, да? Живущие в атмосфере супружеской чистоты, даже если это – чистота чистилища, а не рая? – Прекратите! – крикнула Фрэнсис. – Прекратите! – Он меня так бесит, – сказала Барбара уже спокойнее, – он такой праздный и лицемерный. Он такой… – Я приехала не для этого! Я приехала не для того, чтобы разбирать очередную вашу перебранку! – Извини, – прошептал Уильям. – Пойду принесу чай, – сказала Барбара. Фрэнсис откинула голову на спинку кресла и наблюдала за тем, как ее мать проворно идет по газону к дому. Как только Барбара вышла из пределов слышимости, Уильям обратился к Фрэнсис: – Я хочу, чтобы ты вернулась домой, понимаешь? Я хочу, чтобы ты вернулась домой и родила здесь, позволив нам затем помогать тебе с ребенком и заботиться о тебе. – Этого же хочет и Лиззи. – Ну конечно. – А чего хочет мама? По телефону она не захотела говорить, так скажи ты за нее. Ведь все теперь говорят мне, чего они от меня хотят. – Она считает, что ты должна делать то, что хочешь делать. – Чепуха! – закричала Фрэнсис. – Она никогда в жизни так не думала! – А теперь думает именно так. Фрэнсис внимательно посмотрела на отца. Он показался ей каким-то сморщенным и сильно сдавшим, а его приятное усталое лицо выглядело безжизненным. – Папа? Уильям медленно проговорил: – Она считает, что если ты хочешь родить этого ребенка в Испании, то так и должно быть. А у меня мнение прямо противоположное. По-моему, ты должна быть там, где люди поддержат тебя. Для меня это новые мысли, раньше я привык думать, что ты всегда будешь вдалеке от нас, но теперь мне кажется, что ты должна находиться там, где тебе спокойнее, так как… – Так как что? – Так как во всем, окружающем нас, так мало спокойствия. И нам следует держаться за все, что способно дать нам это чувство спокойствия, например, за любовь… – Папа, ты говоришь обо мне или о себе? Он посмотрел на нее. Фрэнсис заметила в его глазах беловатую старческую пелену. – О тебе, – сказал он и, помолчав, добавил, – и о себе. – Что… – Ты сама знаешь, что мы с твоей мамой ругались всю жизнь, но из-за твоего ребенка мы спорили особенно сильно. Однако на самом деле мы все время спорили о самой простой вещи – об инстинкте самосохранения. А наши с ней инстинкты выживания настолько разнятся! Я привык держаться за других, а она уважает в людях самостоятельность. Она говорит, что в тебе проявилось именно это качество. Она утверждает, что я и Лиззи в конце концов отступаем от задуманного, потому что боимся собственных мыслей. А ты и она, хотя и охвачены такими же тревожными мыслями, смело боретесь со своими страхами. Она восхищается тобой и повторяет это снова и снова. Фрэнсис поднялась с кресла и, подойдя к Уильяму, встала на колени. Она обняла его руки, судорожно сжимавшие платок, как будто он был последней соломинкой, за которую хватается утопающий. – Папа… – Я думаю, она сама тебе это все скажет, но лишь с большей напористостью. Хотя может и не сказать… – Он сделал паузу, сглотнул слюну и торопливо продолжил: – Нельзя не сказать, что именно ты начала все своим романом с испанцем, а теперь – намерением родить ребенка. Я должен сказать тебе об этом. И не потому, что виню тебя, я никогда не смог бы тебя в чем-либо обвинить, но потому, что это все тебе объяснит. Ты поймешь, почему это случилось. Фрэнсис с тревогой спросила: – Что объяснит? Что стряслось? О чем ты говоришь? Уильям высвободил свои руки, высморкался и выпрямился в кресле. – Твоя мать… – Ну же! – вскрикнула Фрэнсис. – Твоя мать хочет, чтобы мы продали этот дом, разделили деньги, и тогда она смогла бы жить одна в Бате, в небольшой квартире. Фрэнсис непонимающе уставилась на него. – Она собирается уйти от тебя? – Да. Именно к этому она и стремится. |