Онлайн книга «Испытание правдой»
Спустя полчаса я уже была в комнате Марджи с воспаленными от слез глазами, потому что ревела всю дорогу от дома до кампуса. — Пошла она к черту, — сказала Марджи. — Тебе легко говорить. — Ты права — мне легко говорить. Но я повторю это снова: пошла она к черту. Она не имеет никакого права так относиться к тебе. — Почему у нас такие чокнутые родители? — спросила я. — Думаю, это как-то связано с несбывшимися ожиданиями, — ответила Марджи. — К тому же ты учти, что в Америке мы все просто обречены иметь идеальные семьи. Все эти примеры для подражания вроде Оззи и Харриет [13] , будь они неладны хотя, скажу тебе, история Лиззи Борден [14] куда ближе к правде. Знаешь, я никогда не стану рожать детей… — Ты не можешь этого знать. — Еще как могу. Точно так же, как могу прямо заявить о то что ненавижу свою мать. — Не говори так. — Почему нет? Это же правда. А ненавижу я ее потому, что за все эти годы она сумела доказать мне, что ненавидит меня. Разве ты не испытываешь такого же чувства к своей матери за то, что она отчебучила? — Ненависть — это ужасно. — Вот в чем разница между нами. Ты идешь по стопам Эмили Дикинсон… прячешь свои истинные чувства под маской новоанглийской благопристойности… а я по-манхэттенски прямолинейна. И будь я на твоем месте, давно бы уже послала эту ведьму куда подальше, а сама отпраздновала бы Рождество с Дэном, и пусть она варится в своем ядовитом котле. Я последовала совету Марджи и стала готовиться к поездке с Дэном в Гленз Фоллз. Перед отъездом Дэн предложил мне сделать последнюю, предрождественскую, попытку к примирению… обойдясь без тех самых слов извинения, которые мать так хотела от меня услышать. — Я знаю, чем все это кончится, — возразила я. — Да, но все-таки есть шанс, что твое отсутствие дома в Рождество сможет пробить стену, которую она воздвигла между вами. — Для нее сейчас куда важнее ее тщеславие, гордыня. — Тебе станет легче, если ты попробуешь еще раз. — Ты и в прошлый раз так говорил, Дэн. — Тогда не звони. Но я встала, подошла к телефону и набрала домашний номер. Мама ответила: — Да? — Я просто хотела пожелать тебе счастливого Рождества… — сказала я. — До Рождества еще целых два дня. — Да, но поскольку наш дом для меня закрыт… — Это твое решение. — Нет, это твое решение, мама. — И мне нечего тебе сказать, пока ты не попросишь прощения. Так что, когда будешь готова извиниться, звони… — Как ты можешь быть такой несправедливой, черт возьми? — закричала я. У нее даже не дрогнул голос, наоборот, в нем проступили насмешливые нотки. — Просто могу, и все. — И она повесила трубку. Я отшвырнула телефон, бросилась в нашу спальню и упала на кровать. Дэн подошел и обнял меня. — Прости, — сказал он. — Мне не надо было… — Не извиняйся за ее идиотское поведение. Твоей вины здесь нет. Накануне нашего отъезда в Гленз Фоллз позвонил отец и упросил, можно ли заехать к нам около полудня. Я сказала, что Дэна, наверное, не будет дома, но меня он точно застанет. Отец появился, держа под мышкой два подарочных свертка, а в руке у него был бумажный пакет с бутылкой. — Бойтесь профессоров, дары приносящих, — произнес он с улыбкой. Я обняла его и расцеловала. Мы поднялись в квартиру. — Как насчет эггног? — спросила я, направляясь к холодильнику. — У меня есть кое-что более подходящее, — сказал отец, вручая мне бумажный пакет. Я заглянула в него — там была холодная бутылка шампанского. — Вау! — воскликнула я, разглядывая этикетку. — «Моэт Шандон». Выглядит дорого. Отец улыбнулся и ловким движением откупорил бутылку. Я смотрела, как он извлекает корковую пробку, и думала: отец у меня такой элегантный, мужественный. Неудивительно, что Молли Стивенсон увлеклась им. В нем было достоинство, был класс. И хотя я дала себе зарок не думать о плохом в преддверии Рождества, все равно невольно сравнила свою мать с людоедом, заманившим отца в ловушку, выбраться из которой ему мешало глубокое чувство ответственности. — О чем задумалась? — спросил он. — Да так, ни о чем… — произнесла я как можно более непринужденно. — Дороти, я угадал? — Ты удивлен? — Нисколько. Знаешь, она ведь и себя обидела… причем жестоко. Но поскольку я считаю, что разговоры о твоей матери не пойдут сейчас на пользу ни тебе, ни мне, то предлагаю другое: выпить шампанского. Первый же глоток заставил меня подумать: это и есть одно из истинных удовольствий в жизни. Второй глоток убедил меня: я просто обязана поехать в Париж. Отец, должно быть, прочитал мои мысли, поскольку сказал: — Вот тебе еще один довод в пользу того, что ты должна поучиться во Франции. В тебе разовьется вкус к эпикурейским удовольствиям. — Алкоголь всегда развязывал отцу язык. — И тогда ты поймешь, почему все продвинутые американцы любят Париж. В Париже ты можешь быть настоящим libertine [15] … и никто тебя за это не осудит. Наоборот, одобрят. — Почему же ты там не остался? — спросила я. — Этот же вопрос я сам часто задаю себе. Там ведь была преподавательская должность на кафедре американской истории в Universite de Paris. Но… мне нужно было защищать диссертацию в Гарварде, и к тому же я чувствовал, что не смогу стать профессиональным экспатом. Если Америка — моя тема, моя боль, мне необходимо быть в гуще происходящих событий… особенно тогда, в самую темную пору маккартизма, когда наши основные свободы были… Он запнулся, долил себе шампанского и залпом осушил бокал. — Не знаю, насколько тебе интересно слушать меня, мои оправдания… Я вернулся в Америку, потому что струсил. И еще я чувствовал, что мне необходимо что-то доказать своему отцу, получив ученую степень в Гарварде. Представь: отказаться от работы в Принстоне, только чтобы отомстить старику; просто показать ему, что ты плевал на его идею респектабельности. Я уже слышала эту историю, как отец отказался от должности в Принстоне, но раньше это преподносилось в триумфальной манере: отец против истеблишмента; отец — независимый борец-одиночка, которому плевать на «Лигу плюща». И вот теперь… |