Книга Свеча в окне, страница 113 – Кристина Додд

— Не на моем пути. На нашем пути. Создавалось впечатление, что тебе ни в чем моя помощь не требовалась.

— Ты ведешь хозяйство в моем доме и заботишься о детях. Чего тебе еще не хватает? Идти в сражение рядом со мной?

Сора притворилась, что обдумывает это предложение, и он шутливо дал ей подзатыльник.

— Забудь об этом.

— Единственный пример, Уильям. — От серьезных размышлений, на лице ее не осталось и следа былого веселья. — Мне хотелось, чтобы ты поверил, когда я сказала, что это был не Чарльз.

— По-моему, мы уже выяснили это, — простонал он.

— Я не собираюсь ворошить прошлое, — настаивала Сора. — Я пытаюсь объяснить тебе, что ты меня обижал и мне казалось, что я менее важна, чем… чем Була. У меня есть один талант. Он невелик, но полезен и никогда не подводит меня. Я умею различать правду в голосах. Ты понимал его ценность, когда был слеп, но когда ты прозрел, то утратил часть своих чувств. Когда я пыталась доказать тебе, что ты не прав, ты не верил мне, потому что я слепа и потому что я женщина. И потому что ты считаешь, что женщины не умеют мыслить логически.

— Ах, Сора, ты бьешь меня моею собственной глупостью.

Он взял ее руки и положил их себе на грудь, а она прильнула к его груди головой.

Сердце его забилось; она почти что ощутила его боль.

— Мне кажется, это главное. Больно ощущать такое полное пренебрежение. Я не дура. Ты женился на наследнице, но ты так богат, что мои деньги тебе не нужны. Ты обошелся бы и без них.

— От денег никогда так просто не откажешься.

— Ты же сам мне говорил, что женился на мне не из-за денег, — со сдержанной дотошностью напомнила Сора.

— Черт побери. Ты платишь мне той же монетой, — запротестовал Уильям, нетерпеливо взбрыкнув ногами.

— Да, и ты всегда мог найти другую женщину. Ты такой большой, сильный и красивый.

— Это по-твоему, — заметил Уильям.

— О, на нашей свадьбе я слышала жеманные раз говоры женщин, когда ты подошел к ним поближе. Для этого вовсе не требуется, чтобы мне на голову свалился кирпич.

Она скорчила мину отвращения.

— Эти женщины ясно дали понять, что я тебе в посте ли не нужна и что любая из них с радостью заменит меня.

Она понимала, что ей следовало бы наплевать на то, что думают другие, но она не могла перебороть себя.

Уильяму не было наплевать на то, что думают другие; ему не было наплевать и на то, что думает она, и грудь его вздыбилась от возмущения.

— Неужели ты думаешь, что я воспользовался бы кем-нибудь из них, чтобы заменить тебя?

— Нет!

От разговоров горло ее саднило. Грудь у нее болела от слез, которые хотели вырваться наружу.

— Нет, дело вовсе не в этом. А просто в том, что, если я завтра умру, ты переживешь это.

— Что ж.

Он подвинулся, и она почувствовала, как он стал разглаживать свою бороду.

— Да, переживу. Я долго буду несчастлив и никогда не найду женщину, которая могла бы сравняться с тобой. И все же я буду жить и процветать, учить сына, помогать отцу. Но скажи мне одну вещь. Если бы меня там убили, ты думала о том, чтобы броситься с этих камней?

Сора застыла.

— Ах… нет.

— Думала ли ты о том, чтобы постричься в монахини и никогда не искать больше света?

— Не думала.

— И ты бы выжила, если бы я погиб сегодня?

Ей не хотелось думать о жизни без Уильяма, но она заставила себя. Если бы он умер, вернулась бы она тогда к состоянию скрытной, уравновешенной женщины, которой она была раньше? Или же она по-прежнему кричала бы в злости, танцевала бы до упаду и громко смеялась шуткам? Она затрепетала от боли, которую несла в себе правда, но продолжала с титанической выдержкой:

— Выжила. Я выстою и без тебя.

— И вода будет уходить с отливом без моих усилий. Весной будет по-прежнему таять снег без моего горячего дыхания. Ты — человек, сама по себе, с надеждами и мыслями и мечтами, которые совершенно не зависят от меня. Неужели ты думаешь, что мне нужна женщина, которая бы полностью зависела от меня? Нет, милая, мне нужна только ты, такая цельная, самостоятельная и нежная, какая ты есть. Мне надо знать, что если завтра я умру, то ты сможешь поддержать моего отца в горе и воспитать из моего сына мужчину.

Она не призналась, что он прав, однако под его рукой натянутость ее спала, и Уильям, слегка улыбнувшись, потерся щекой о волосы Соры.

— Это совсем другое, — пожаловалась она. — Тебе не нужны наследники от меня, у тебя есть сын.

— И правда, мне не нужен от тебя ребенок, чтобы наследовать мои земли. Однако и чувства мои не имеют никакого отношения к нужде. Мне необходимо взять на руки твое дитя. Мне хочется, чтобы его детские ручонки обнимали меня за шею.

Сора издала звук, Запоминающий зевок, и Уильям принялся покачивать ее вперед и назад.

— Кимбалл тебя обожает.

— А я обожаю Кимбалла. Однако по возрасту ему пора идти в воспитанники. Ты должен признать, что я ему не нужна.

— Кимбалл так уверен в себе, что даже я ему не нужен, — заметил Уильям. — Когда у нас появятся дети, он будет так рад за нас. Он будет добрым братом и никогда вообще не станет им завидовать из-за твоих земель.

— Я знаю. Он славный мальчик. Кимбалл мне нравится.

— Итак, скажи мне, что за великое откровение заставило тебя признать свою любовь, признать по-настоящему, а не выдавить из себя признание как нечто такое, чего, по-твоему, мне хотелось бы услышать.

Сора не ответила, и Уильям стал настаивать, как Священник, требующий исповеди.

— Скажи мне, что же заставило тебя наконец до вериться мне?

— Тебе это придется не по душе, — предупредила она.

— Мне весь этот разговор не по душе, — заявил Уильям. — Тем не менее, высказаться необходимо. Мы договорились, что я тебя не ударю, да и не рассыплюсь в пыль, поэтому, прошу тебя, скажи.

Улыбка ее сочилась медом удовольствия от сладостного, приятного воспоминания.

— До сегодняшнего дня я не думала, что нужна тебе, но оказалась нужна.

— И что же послужило поводом к такому великому открытию, миледи?

— Я была нужна тебе в темнице.

Она почувствовала, как огонь пробежал под ее рукой по его груди.

— В темнице? В темнице я рыдал как дитя, у которого отняли грудь. Я дрожал, я трепетал, я льнул к тебе.

— Да.

— Я надеялся, что ты забыла о том, что случилось в темнице.

— Не забуду никогда. Я никому не расскажу, но, Уильям, — она взяла его лицо обеими руками, — за те слезы и за те страхи я люблю тебя еще больше.