Книга Прекрасная вдова, страница 35 – Дженет Маллани

Мой брат встает, направляется к двери и велит позвать своего слугу. Герцог Тируэлл решил проявить заботу обо мне. Не буду возражать.

Леди Кэролайн Элмхерст

Теперь мне все понятно. Он действовал по заранее продуманному плану и все рассчитал. Я как последняя дура поверила ему! Слава Богу, мы больше не увидимся!

Я больше никогда не увижу его. Кажется, я сейчас умру от горя.

Силы оставили меня. Я медленно иду по тропинке к дому. Мокрое платье прилипло к телу. К счастью, в доме я никого не встретила. Мэри, свернувшись в кресле калачиком, горько плачет.

Меня бьет озноб, я промокла до нитки. Подхожу и трогаю ее за плечо:

— Мэри, что случилось?

Она вздрагивает и вскакивает с кресла. Ее лицо опухло от слез.

— Он уехал, миледи. Бартон. Он сказал… что больше не служит у мистера Конгриванса и не может взять меня с собой. Я так хотела уехать с ним, но он сказал, что все кончено и… Миледи, я так люблю его!

Ее тело сотрясается от рыданий.

В другой раз я выдала бы какую-нибудь язвительную колкость, это очень тонизирует. Но сейчас у меня не хватает духу на это. Я обнимаю ее и позволяю пореветь у себя на плече. Моему платью уже ничего не страшно.

Она поднимает голову и вытирает рукавом нос.

— Теперь обещайте, что не будете плакать, миледи.

— Не буду. Я никогда не плачу.

Она раскрывает ладонь и показывает то, что все это время держала в сжатом кулаке. Это не цветок и не безделушка от Бартона. Это крошечный сверток.

— Он велел отдать это вам, миледи, передать, что его хозяин — плохой человек и что ему нельзя доверять.

Разворачиваю сверток и вижу серьги, проигранные в карты. Я совсем не скрываю своих чувств, и мы обе начинаем реветь. Сейчас мы с ней равны, и уже не так важно, кто из нас служанка, а кто — госпожа. Мы — две глупые доверчивые женщины, рыдающие о своей утраченной любви.

Мистер Николас Конгриванс

Хорошо быть герцогом. Можно чувствовать себя в гостях как дома. Не прошло и получаса, как Саймону удалось собрать всех моих коллег-актеров в библиотеке Оттеруэла и реквизировать огромное количество еды и напитков, приготовленных для ужина. Ему бы жить в Средние века, в один миг собрал бы армию. Собственно говоря, именно этим он и занят сейчас. Подозреваю, что мой брат питает слабость к драматургии.

Отпустив слуг, он рассаживает всех присутствующих и открывает собрание. Я продолжаю стоять, чувствуя себя подследственным во время судебного разбирательства. Я до сих пор не знаю, что он задумал. С волнением и радостью в голосе он представляет меня как своего пропавшего сводного брата. Я удивлен и тронут его искренностью. Не могу сказать, что я в той же степени рад нашей встрече. Сухая одежда и бренди из запасов Оттеруэла приподняли мое настроение, однако дурное предчувствие не оставляет меня.

— Так это правда, что в Европе вы занимались шпионажем? — спрашивает меня Дарроуби.

— Это было довольно скучным, но не единственным моим занятием.

— А чем же еще вы занимались?

Саймон поднимает руку и готов загибать пальцы. Делаю глубокий вдох.

— Я был учителем танцев, учителем музыки, дворецким, гувернером, учителем фехтования, камердинером, краснодеревщиком, врачом, священником…

— Ты стал католиком?

Пораженный, Саймон вскакивает со стула.

— Да нет, не совсем. Просто однажды я крестил ребенка, потому что не мог отказать хорошим людям. — Я продолжаю свой список: — Прорицателем, правда, не очень хорошим; крысоловом…

— Героем-любовником.

Все поворачивают головы туда, где сидит миссис Райли. Она все-таки решила остаться, как ни пытался Саймон отговорить ее. Она фыркает:

— Будь я богата и свободна, рассмотрела бы вашу кандидатуру. Бьюсь об заклад, деньги не были бы потрачены зря. Как только я увидела вас, мне все стало ясно.

Я растерянно молчу, а комната взрывается безумным количеством предположений, догадок и оговоров. Мой брат наклоняется и спрашивает шепотом:

— Ник, так, значит, женщины платили тебе, чтобы ты…

— Да как тебе сказать, — шепчу я в ответ. — Обычно я принимал подарки. Было невежливо отказываться, мне не хотелось обижать…

— Ты был альфонсом?

Я испытываю некоторую неловкость. Однако этот эпизод из моего прошлого не слишком сильно расстроил его. Приличие соблюдено, я не стал католиком.

— Я никогда не считал себя альфонсом. Да, я спал с женщинами, но, что гораздо важнее, много разговаривал с ними. Обычно мужья забывают делать это. И потом, все эти женщины, за редким исключением, действительно очень нравились мне.

— Сколько они платили вам?

Слава Богу, я избавлен от необходимости раскрывать тариф на свои услуги, так как в этот миг в полной тишине добродетельная миссис Линсли поворачивается к миссис Гиббоне и тихо, но вполне отчетливо произносит:

— Черт возьми, должно быть, он и в самом деле очень хорош в постели!

— Если я узнаю, Конгриванс, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей жене… — вскочив с места и опрокидывая на пол стул, кричит Линсли.

Его и так уже пунцовое от столь откровенных признаний мамаши лицо краснеет еще больше.

— Полноте, сэр! Разумеется, этого не было! — прерывает его мой брат. По-моему, он единственный, кто получает истинное удовольствие от всего происходящего. — Ведь правда, Ник? Прошу вас, сядьте и успокойтесь, Линсли. Должен огорчить всех присутствующих здесь дам, но единственная, кто интересует его в данный момент, — это леди Элмхерст.

— Я должен выступить в защиту леди Элмхерст, — включается Николас, — и спешу исполнить данное ей обещание. — Ее совсем не интересует мистер Линсли, это заблуждение. Она женщина гораздо более достойная, чем все вы думаете.

Все замолкают, и в комнате воцаряется тишина. Линсли встает со стула.

— Что бы ни было в прошлом между мной и Кэролайн, все давно закончилось. Ни у нее, ни у меня нет никаких планов в отношении друг друга.

Филомена берет его за руку и улыбается.

— Конечно, Кэролайн не ангел, но в честности и порядочности ей не откажешь, — продолжает Линсли.

— Что касается меня, то я никогда не верила всем этим слухам об Элмхерсте, — заявляет миссис Гиббоне.

— Каким слухам?

Я должен знать о ней все.

— Рассказывали, что Элмхерст принял невинный флирт Кэролайн за нечто большее. Потом состоялась дуэль, он был ранен. Казавшаяся пустяковой рана дала осложнение, и его ждала медленная мучительная смерть. Кэролайн была с ним до конца. И все же ходили слухи о том, что умер он не своей смертью.