Онлайн книга «Гиви и Шендерович»
— Крутятся-вертятся, — печально сказал Гиви. — Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов? — Господи, — выдохнул Шендерович, — да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем. — В полицию надо заявить, Миша, — твердо сказал Гиви. — Без этого — никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу… — Подотрись ты своей бумагой, — отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара. — Ты как хочешь, — твердо сказал Гиви, — а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось… — Ну иди, — вздохнул Шендерович, отряхивая колени, — иди в полицию. Расскажи им про Грецию, про свою историческую родину расскажи… — И расскажу… — Давай-давай. Турки знаешь как греков любят! До гроба! Гиви на миг задумался. — Миша, послушай, — сказал он наконец… — Ты Али этому задаток давал? — А то, — горько ответил Шендерович, — треть суммы, все путем. — Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги. — С Али какой спрос? — вздохнул Шендерович, — говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и… — Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают. Шендерович напряженно задумался. — А и верно, — сказал он наконец. — Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. «Надежный человек, надежный человек»! Ну, Яни! Ну, Ставраки! Ну, сволочь! — Где он живет, знаешь? — Итальянская угол Канатной. — Да не Ставраки! Али! — Откуда? Ставраки, может, знает. — В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит. — Верно! — еще раз обрадовался Шендерович. — В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались. — Куда? — с надеждой спросил Гиви, — в полицию? Шендерович вновь задумался. — Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел? — Как тебя, — сказал Гиви. — Ну? — В черном чулке, понимаешь… — Это, — сухо сказал Шендерович, — я и без тебя заметил. Еще что? — Сам в черном… — Это я тоже заметил. — Машину видел. — Цвет? — деловито спросил Шендерович, — марка? Номер? — Зверь машина, — печально сказал Гиви. — И все? — Ага. — Ну вот. А ты — полиция, полиция… Что мы им скажем? — В луже отпечаток протектора остался. — Это плюс, конечно, — согласился Шендерович. — Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра, с утра, Алку под мышку — и в кофейню. На теплоход, так на теплоход, — покорно ответил Гиви, — расклад, в общем приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то? — А то, — пожал плечами Шендерович. Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших ра рейде судов — точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там — как можно подальше от берега. Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи. — А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, — сказал он Шендеровичу. * * * На теплоходе было тихо — так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры — и беспечные туристы, и деловитые челноки разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хамамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями… Гиви вновь стало жалко себя. Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой — все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей. Каюта, к удивлению Гиви, была освещена — Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря. Она обернулась, расцвела, было, при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками. — Ой, голубчик! Да где ж тебя так? — Да вот так, — неопределенно отозвался Шендерович, — а я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бэбиситтерствуете. — А я, золотко мое, подумала — когда я еще Стамбул увижу? — благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна, — вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то, что наши. Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле, Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой, блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками. — Похорошели вы, мамочка, — удивился Шендерович. — просто роза персидская! — А я в хамам сходила. Вежливые они там, в хамаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла, вот, кофточку подобрать… — Да она с этого проценты стрижет, — прозаически заметил Шендерович. — А хоть бы и так. Им хорошо — и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, в хамам наш люди приличные заглядывают, состоятельные… А вы женщина молодая, интересная… И Варвара Тимофевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой. |