Онлайн книга «Малая Глуша»
|
– Розочка, это ты? – Лев Семенович… Я хотела… Лев Семенович шутливо погрозил ей пальцем. – Что, молодежь, секреты от мамы? Уже кавалер завелся, так? Розка, которую передернуло при мерзком слове «кавалер», тем не менее промолчала, чуть заметно поведя плечами. – Ну ладно, – торопливо продолжал Лев Семенович, придерживая дверь телефонной будки и стоя к Розке вполоборота, – дело молодое, дело молодое… Как работа? – Спасибо, Лев Семенович, ничего. – Тренируешься? – В каком смысле? – Ну, язык, машинопись? – Да, все нормально, – соврала она. – Скучновато, правда, но ничего… – Я в твои годы, – неопределенно сказал Лев Семенович. – Ладно, маме привет передавай. Как работа? Как сослуживцы? Сработались? – Ничего, Лев Семенович, – холодея, ответила Розка. Ну да, он ведь живет тут поблизости, на Гагарина, а что звонит из автомата, так, наверное, завел кого-нибудь, по секрету от тети Риммы… Но до чего же у него странный вид. И не слушает, что ему говорят. Вообще не слушает… – Так я пошла, Лев Семенович? – на всякий случай спросила она. – Да, Розочка, иди, иди… На весу он держал блокнотик и пальцем уже заложил в нем страничку… Не хочет, чтобы застукали, подумала Розка. Особого сочувствия к лысоватому, суетливому, с брюшком Льву Семеновичу она не испытывала, но ощущала неловкость, как всегда бывает, когда застанешь другого в неловкой ситуации. Протиснувшись мимо него, она заторопилась домой, когда он окликнул ее в спину: – Розочка, двушки, случайно, не найдется? * * * У мамы в комнате мерцал старенький черно-белый телевизор. Шел «Подпасок с огурцом», какая-то там серия фильма «Следствие ведут знатоки». Мама спала. Петрищенко где-то читала, что мозг работает всегда. Даже если кажется, что человек ничего не видит и не понимает, мозг все равно работает. Сам в себе, сам для себя, порождая странные и причудливые картины… Мама, возможно, сейчас разговаривает с папой или гуляет по набережной в Ялте, и все смеются, и едят мороженое, и всем хорошо, вот только тени падают под каким-то немножко странным углом. А телевизор создавал обманчивое впечатление, что все в порядке. Что мама смотрит многосерийные фильмы и в состоянии удержать в памяти содержание предыдущих серий. Или программу «Время»… Впрочем, зачем-то же ей нужен этот телевизор, зачем-то она просит, и поднимает слабую руку, и пытается указать на него… Зачем? Она же давно уже видит только мелькание черно-белых пятен… Она вздохнула, присела рядом с кроватью, поставила на колени тарелку и зачерпнула ложкой кашу. – Мама, проснись, – сказала она ровным голосом, – будем кушать. * * * Дождь припустил сильнее, и Вася какое-то время тщетно пытался чиркнуть отсыревшей спичкой. Все вокруг было мокрое, черное и блестящее, и решетка была мокрой, черной и блестящей. На решетке висел мокрый, черный и блестящий замок. Между колонн клубилась тьма. Какое-то время он стоял неподвижно, привалившись к одной из колонн, поддерживающих арку с надписью «Трудовые резервы», и вдыхая темный влажный воздух. Со стадиона отчетливо тянулся млечный след страха, но уже застарелый, вчерашний… Это он Розку так пуганул? Ничего себе! Или кого-то еще? За колоннами, у входа вспыхнуло окошко; ну правильно, должен быть сторож, и дырка в заборе обязательно должна быть. Он подумал, обошел колонну и постучал в окошко. – Ну? – крикнул изнутри сторож. Вася полез во внутренний карман штормовки, извлек удостоверение и приблизил к грязноватому стеклу. – Сейчас! – отозвался сторож. Он вылез из каптерки и, недовольно отряхиваясь на дожде, отпер калитку. – И что? – спросил он мрачно. – Кипяточку попить бы, – честно сказал Вася. – Положим, – сказал сторож, пропуская Васю внутрь. На электроплитке кипел чайник. Каптерка была тесная и пахла внутри сырыми тряпками. Вася уселся на хлипкую скамью и, морщась, взял в руки горячий стакан. – И что? – повторил сторож. – Да ничего, – неопределенно сказал Вася, – дай, думаю, загляну! – Это насчет трупа? – спросил сторож равнодушно. – Так тогда не моя смена была. – Ну и фиг с ним, – сказал Вася. Какое-то время они сидели молча, прихлебывая чай. Чай отдавал веником, но был горячим и крепким. – Все-таки, ну? – повторил настырный сторож. – Ну дык, – сказал Вася, – ты как, только по пропускам пускаешь? – Как положено, так и пускаю. – У тебя, кстати, дырка в заборе, через нее все лезут, кто ни попадя. – Хрен полезут, – отмахнулся сторож, – в такой-то дождь. – Смотри, неприятности будут! – И что со мной сделают? В должности понизят? Они помолчали, шумно прихлебывая чай. – Ну ладно. – Вася поставил стакан и поднялся. – Спасибо этому дому, пойдем к другому. Ты и сам-то, друг… поосторожней. – Да мне чего? – пожал плечами сторож. – Я отсюда вообще не выхожу. Дураков нет. На бугристой фанере стола лежала вверх переплетом книжка. Вася заглянул: сторож читал Монтеня. На стадионе мокрые трибуны отсвечивали в ртутном свете, гаревые дорожки казались черными. Пространство над стадионом было полым и бесформенным, совсем пустым, даже крохотные и вездесущие твари, вскормленные футбольными фанатами и разбухающие в дни крупных матчей, в панике бежали… По левую руку отчетливо ощущалось море, тоже огромное, пустое и безмолвное. Он на всякий случай посидел минут пятнадцать на мокрой скамье, пряча папиросу в ладони, потом встал и осмотрелся. Темные кусты за трибунами шевелились под дождем, как будто по ветвям пробегали десятки мелких насекомых. Вася загасил папиросу о скамейку, поднялся и осторожно пошел по дорожке. Здесь было совсем темно, даже ветра почему-то не было. Кусты шевельнулись. Он отпрыгнул в сторону, спрятавшись за постамент гипсового жизнерадостного пионера с горном, такого белого, что даже сейчас словно бы светящегося в темноте. На всякий случай он повел рукой, ощупывая пространство… ничего. Кусты шевелились, послышался треск. Он осторожно выглянул из-за постамента. Бесформенная темная фигура в остроконечном капюшоне, вместо лица темное пятно… На миг он ощутил, как сердце проваливается куда-то вниз, и тут же облегченно вздохнул. |