Книга Остров Русь 2, или Принцесса Леокады, страница 38 – Юлий Буркин, Станислав Буркин

— Ну где я тебе сейчас Кубатая возьму?! — рассердился я.

— Костя! — вдруг горячо зашептал мне на ухо Стас. — Костя, скажи мне как брат, время и пространство едины?!

Я посмотрел на него внимательно. Взгляд у него был абсолютно безумный.

— Ну… по Эйнштейну — так, — сказал я неуверенно.

— А раз так, — выкрикнул он, — то я придумал, как его найти!

При чем тут Эйнштейн?! — выкрикнул я в тот момент, когда один из стражников цепко ухватил меня за штанину. Наша площадка чуть возвышалась над полом, и я с размаху пнул мумию по медному шлему. Тот, глухо звякнув, улетел в другой конец зала вместе с головой.

— Как при чем?! — выкрикнул братец. — Раз это прибор для перемещения через пространство со сверхсветовой скоростью, значит, из него можно сделать машину времени! Прикрой меня!

Легко сказать, «прикрой». Мумии были хоть и хилые, но настойчивые. Пинками выведя из строя еще двух, я, пока не подоспели очередные, упал на четвереньки рядом со Стасом. Под ковриком обнаружилась какая-то непонятная конструкция, подключенная к трем разноцветным кабелям — белому, синему и красному.

— Синий цвет — цвет пространства, а белый — цвет времени! — объявил мой не в меру мудрый брат. — Надо поменять их местами!

Он схватил оброненный мумией кинжал и перерубил провода.

— А с чего ты это взял? — спросил я, отпихивая очередного сушеного мерзавца. — Про цвета.

— Ну-у… — протянул Стас, зачищая кинжалом изоляцию. — Синий — цвет моря и дальних странствий. А белый, белый… — Он замялся, не зная, чего бы такого выдумать.

— Цвет снега, — ехидно подсказал я. — Снег бывает зимой, а зима — это время года…

— Точно! — воскликнул Стас, не желая замечать моей иронии, и принялся скручивать концы.

— А тебе не кажется, что цвет времени как раз синий, раз оно течет как вода? А белый — цвет пространства, не зря же говорят «весь белый свет»…

— Так нечестно! — возмутился Стас. — На Леокаде, может, так не говорят!

— Ерунда это все! Ничего эти цвета не значат! А третий провод — что?

— Красный цвет — цвет энергии, это дураку ясно! — уверенно заявил Стас, отгоняя мумию, которая, хитро оскалившись, тянула к его шее похожие на куриные лапки.

— Ерунда! — повторил я.

— Ты неконструктивен! — воскликнул Стас. — Критиковать все могут! У меня хотя бы есть концепция. Вот и не мешай мне!

— Давай просто посчитаем! — предложил я и начал: — Каргаз, ушур, нердак тушур… [5]

— Мы не должны полагаться на случай! — снова оттолкнул меня Стас от проводов.

— Даже если ты прав, откуда мы знаем, куда именно попадем?

— А что мы теряем? Здесь-то нам точно крышка!

— А рванет?! — воскликнул я, когда он уже скрутил концы и, расталкивая трухлявых уродов, потянулся к рубильнику.

— Скидывай их с коврика! — крикнул он мне. — На фиг они нам в будущем?!

Мне б его оптимизм… Я послушно спихнул три мумии, Стас опустил рубильник, в тот же миг наступила тьма, тряхнуло, и мы повалились на пол.

* * *

— Костян, ты жив? — спросил Стас, нарушив абсолютную тишину.

— Ты что-нибудь видишь? — отозвался я.

— Ничего.

— Как ты думаешь, это так темно или мы ослепли?

Стас немного помолчал, потом сообщил:

— Я на глаза надавил, пошли разноцветные круги. Значит, не ослеп, а темно.

— Уже хорошо, — констатировал я. — И заметь: мумий-то нет. Значит, мы действительно переместились.

— Я и не сомневался, — заявил он.

Ползком мы принялись исследовать место, где оказались, и довольно скоро пришли к выводу, что на самом деле находимся в той же пещере, где и были. Но теперь тут не было ни мумий, ни инопланетной машины, а значит, Стас и впрямь был прав, и мы переместились не в пространстве, а во времени.

Не меньше получаса мы шарахались по подземелью в кромешной тьме. Это был тот самый ход, о котором Перископов сказал, что знает его с детства, но теперь здесь не было ни ловушек, ни прочих опасностей, только коридоры и лестницы. Наконец мы нашли неровные ступени, ведущие к выходу. Взобравшись по ним, мы уперлись в каменную стену.

— Ты помнишь, как он эту дверь закрывал? — спросил я.

— Нет. Но надо поискать какой-нибудь рычажок, — предложил Стас. — Индиана Джонс, например, начал бы на нашем месте цапать сейчас какие-нибудь статуи за разные органы.

— Цапай себя! — огрызнулся я. — Ты видишь здесь хоть одну статую?

— О! Кажется, нашел! — воскликнул Стас.

— Статую?! — оживился я.

— Нет, вроде рычаг…

Тут же что-то затрещало, загудело, каменные плиты перед нами разошлись в стороны, и мы зажмурились от ослепительного солнца. На поверхности был, естественно, все тот же Египет и все тот же оазис, только не было бетономешалки, а у пирамиды не хватало верхних плит.

Вместо горстки закутанных с ног до головы арабов теперь здесь густо толпились темнокожие мускулистые люди в одних набедренных повязках. И все они, словно муравьи, были чем-то заняты. Таскали носилки с песком, волокли громадные телеги с каменными блоками… Они достраивали пирамиду.

— Мы в Древнем Египте, Стас, — констатировал я упавшим голосом. — Снова в Древнем Египте… Что за дурацкое совпадение?!

— Все-таки ты был прав, — жмурясь, почесал затылок брат. — Не те я проводки местами поменял. Следующий раз надо будет скрутить синий с красным. А белый вообще не трогать…

— Стас! Очнись! — воскликнул я. — Какой «следующий раз»?! Как ты не понимаешь?! Нам ведь отсюда не выбраться! — Но я тут же понял, что развожу панику, и как можно спокойнее добавил: — Давай-ка уберемся, пока нас, как в прошлый, раз к фараону не отвели. Тут-то добреньких нету. Тут все — злые как черти.

Стас поспешно кивнул, и мы крадучись двинулись в пустыню, подальше от стройки.

Мы брели до самого вечера. Наткнулись на широкую мутную реку, обрадовались, упали на колени, но тут же принялись отплевываться: вода оказалась страшно соленой. Решили хотя бы искупаться, но даже в самом глубоком месте нам было по пояс, и, пару раз окунувшись, мы перешли реку вброд. Выбравшись на другой берег, вновь поплелись по пустыне, все сильнее ощущая жажду и голод.