Онлайн книга «Мятеж»
|
– За что? – Говорил тебе, не суйся наперед! Сам сотник думал, что они будут делать, если первой пойдет дрезина. Самая обыкновенная дрезина или автомотриса [13] , несколько автоматчиков, возможно, пулемет и прожектор. Этого уже хватит, не говоря о том, если будут использовать тепловизор или радар. А что – запросто, ситуация здесь далека от нормальной, может быть и то, и другое. Если пустят такой авангард перед основным поездом – им опять-таки хана. Божедар обиделся, засопел, но ничего не сказал... – Кажись, и в самом деле идет... – подтвердил Чебак. – И ты зараз туда же! Сотник был просто на нервах, но он четко слышал: и в самом деле, идет. Точно идет, такой глухой гул, едва заметная вибрация рельсов, возникающая при передвижении по ним многотысячетонного состава. – Плюс! – донеслось из рации. Дело сделано. – Готовность! – Велехов говорил в полный голос, опасаться было уже нечего... Первым появился тепловоз – большая, темная, неудержимо надвигающаяся масса, он шел по рельсам, как призрак, не включая головного прожектора, лишь тускло светилась в темноте кабина, подтверждая, что это не призрак, это и в самом деле состав. Ни один дурак не стал бы лежать на насыпи рядом с самыми рельсами, если бы не нужда... через их Вешенскую теперь тоже ходили поезда, они пацанами шуровали на путях, на грузовом дворе станции, но такого, лечь к рельсам, им и в голову не приходило... Грозный лязг, гул накатывал на них, лежащих и прячущихся, и не было от него никакого спасения. Тепловозов было четыре, прицепленные цугом, они вытаскивали огромный, почти на семьдесят вагонов состав, земля стонала от его тяжести. Сразу за ними пошли вагоны пассажирские, с наглухо задраенными черной материей окнами, с закрытыми тамбурными дверьми. Похоже, здесь озабочены больше не безопасностью, а скрытностью, потому и пошли ночью, потому и задрапированы все окна до единого, потому и нет в открытых тамбурных дверях часовых с фонариками и автоматами. Сами себя обхитрили. Сотник приподнял голову. Перед ним проплывали колесные пары, одна за другой... Километров сорок в час. Больше? – Готовность! Вагоны прошли, теперь пошли теплушки, крытые полувагоны. Темные, как ночь... и снова никакой охраны. Тот ли это состав?! А как насчет условного знака Соболя? Платформы! То, что им нужно... Что-то темное, бесформенное на них... кажется, замаскировали... масксетями завесили, точно. – Подъем! Состав, казалось, увеличивал скорость – а может быть, так оно и было. Запрыгнуть на движущийся поезд не так-то просто, пробовать никому не советую, остаться без ног или без головы легче легкого. Те, кто был с Вешенской, имели в этом деле небольшой пацанячий опыт, потому что жили у станции, конечно, и хулиганили там... не без этого. Но даже для них это было проблемой. Когда шла платформа – было видно, что последняя, – сотник уже бежал вдоль состава изо всех сил, чтобы хоть немного смягчить рывок. Платформы уходили... он даже не мог обернуться, чтобы увидеть, какая последняя. А ему нужна была именно последняя. Рывок! – едва не вырвавший руки, его сбило с ног, ныли пальцы... но он вцепился в ржавое грязное железо и не отпускал... ноги волочило по щебню насыпи... если сейчас будет стрелка, то может и оторвать, такое он слышал, запросто... Тянись... Попытался подтянуться – на одних руках, хрипя и шипя от напряжения, не получалось. Не получалось, хоть убей, его волочило за платформой, из горла рвался крик... – А-а-а-а!.. Это был не крик – нечто похожее на звериный рев, каким-то чудом он успел оттолкнуться от насыпи, да так, что показалось – то ли подошву оторвало, то ли ногу. Оторвало, потому что он не чувствовал ногу, не чувствовал, как бьет ее по насыпи. Оторвало – ну и хрен с ней! Только через несколько секунд Велехов понял, что он как-то умудрился закинуть ногу на платформу, поэтому и не чувствует, как ноги бьются о щебень. Вот только бы еще сил набраться... вторую закинуть... закинуть всего себя на эту проклятую платформу, трясущуюся и лязгающую... так... оп-па! Он так и лежал, тяжело, хрипло, как загнанная лошадь дыша, и не мог отцепить руки от ржавого металла. Если сейчас к нему подойдет охранник с платформы, возьмет его голыми руками, он и встать-то не сможет. Да, не сможет. Но надо... Поезд набирал ход. Так, не вставая, он пополз вперед по-пластунски, туда, где грохотала и лязгала металлом сцепка. По пути он обнаружил, что каким-то образом лишился винтовки... И черт с ней... Может, какому повстанцу попадется... Он не знал, что стояло на платформе, но это что-то было большим, тяжелым и гусеничным, и с длинным стволом – а значит, сойдет. Перевалился – и чуть было не полетел под колеса, так закружилась голова, еле схватиться успел. Несмотря на опустившуюся на землю чернь ночи, был отчетливо виден отполированный до блеска стальной рельс и жадно закусывающая его кромка колесной пары. Он видел, что когда-то стало с неосторожным сцепщиком в Вешенской – и энтузиазма это не добавляло... Тут должен быть рычаг. Сначала надо разъединить магистраль подачи сжатого воздуха, электричества, и чтобы при этом не долбануло... А хотя какое тут, к чертям, электричество, на открытой платформе? Потом рычаг. Рычаг... А ведь если отсоединить воздушную магистраль, то начнется утечка и будет сигнал тревоги. Как быстро? Сразу? У него из оружия пистолет и нож – против целого состава. Рука неожиданно натолкнулась на массивный рычаг – примерно такой использовался и на наших вагонах, в Вешенской. Автосцепка называется... была не была. Он толкнул рычаг сначала в одну сторону – не поддалось, потом в другую – потом отбросил осторожность и рванул обеими руками – так, что чуть опять не свалился на рельсы. И почувствовал, что поддается... Сначала ничего не происходило, поезд как шел, так и шел. Потом он заметил, что шланг, которым подается воздух, натянулся до предела, как струна. А потом лопнул, хлестанул по платформе со звонким щелком, а сотник снова едва не свалился под колеса. Шипя, как разъяренная змея – это было слышно даже сквозь грохот колесных пар, – состав удалялся, оставляя на рельсах бегущую по инерции платформу... Платформа остановилась. Они сделали это... Несколько минут Велехов так и лежал на платформе, пытаясь прийти в себя. Если бы он знал, что все будет происходить так, никогда бы не согласился на эту безумную авантюру. Никогда, ни за какие коврижки. |