Книга Деньги для киллера, страница 51 – Татьяна Полякова

— Правда? — забеспокоилась я. Совершенно неожиданно Сонька перестала икать.

Это се, как видно, несказанно удивило: она повела головой, заерзала и вернула глазам их первоначальную форму. — Мы ведь в этом деле совершенно ни при чем, — решила я немного поплакаться и высказать наболевшее, — а такая вокруг каша заварилась, не понять, что к чему, и страшно очень. Вот вы, к примеру, что за люди?.. Боязно…

— Серега, — обратился «кузнечик» к олигофрену за моей спиной, — покажи ей фотографии. — Тот бросил мне на колени пачку фотографий, и «кузнечик» сказал:

— Посмотри, нет ли знакомого?

Положительно, по части туманно выразиться — он первый специалист. Однако уже вторая фотография меня здорово напугала. На ней был тип, которого я дважды видела на деревенском кладбище: «восьмерка» цвета «мокрый асфальт»! Чем-то я себя выдала, «кузнечик» впился в меня взглядом и строго спросил:

— Ну?

— Он в деревню приезжал, в тот день, когда сосед утонул, — сказала я, продолжая рассматривать фотографию. Она меня беспокоила. Я не сразу сообразила, что на фото труп: с открытыми глазами, но отрешенным, нездешним взглядом. «Кузнечик» хлопнул себя по колену и засмеялся.

— Ну, Витька, ну, мудрец. Сам небось и пришил дружка. Если он опять выкрутится, гадом буду, я его уважать начну. — Половины я не поняла, но забеспокоилась. — Ну что, блондиночка… Хороша ты, хороша, а дело — это дело, — он вздохнул очень натурально. — Витька сука, и вы, может, в самом деле ни при чем, но… — он пожал плечами, — поехали с нами.

— Куда? — испугалась я, а Сонька опять икнула.

— Что, любопытная? В гости. А Витька пусть покрутится, как вошь на гребешке.

— Он и так крутится, — торопливо заверила я, — ему осталось-то совсем ничего.

— Да? — «кузнечик» заинтересовался.

— Оборотень сроку дал две недели. Истекает срок. Если Витька его сам не поймает, наверное, помрет. Уж так ему обещали.

— Витьке каюк и без Оборотня. Уж больно грешен. Умник, все мудрит, «кузнечик» сплюнул, получил от этого явное удовольствие. — Поехали, красавицы.

— А мы надолго? — проблеяла я. — Мне завтра в больницу, я на больничном, и мне к врачу…

— Врача мы тебе организуем, — хохотнул он. Все-таки нечасто в наше время встретишь человека в таком веселом расположении духа.

Он поднялся и пошел к двери, мы с Сонькой малость замешкались, тут же олигофрены вмешались: на приличной скорости мы достигли входной двери и уперлись в нее носами. Мне очень хотелось зареветь, и Соньке, как видно, тоже. Но слезы, само собой, впечатления не произведут. Мы вышли из квартиры, «кузнечик» впереди, насвистывая и не обращая на нас никакого внимания. Один из олигофренов бросил сурово:

— Вякнет кто, башку сверну.

И свернет, в это верилось свято. У соседнего дома возле гаражей пристроился джип «Тойота», водитель дремал, откинув голову на спинку сиденья; заслышав нас, он засуетился. «Кузнечик» сел рядом с ним, а мы вчетвером сзади. И поехали.

— У тебя анальгин есть? — вдруг спросила Сонька, а я вздрогнула от неожиданности, потому как решила, что никаких звуков, кроме икания, от нее больше не дождусь.

— В сумке, — ответила я, вглядываясь в Соньку.

— Ну так дай.

Тут только я с некоторым удивлением обнаружила, что сумка лежит у меня на коленях и я намертво держу ее левой рукой.

Анальгин я нашла и отдала Соньке, та его проглотила и сказала:

— Голова болит.

— Хорошо хоть есть, чему болеть, — попробовала я ее утешить.

— А ведь укокошат подлецы, — вздохнула Сонька, — и не узнаем кто.

— Не велика разница, — пожала я плечами.

— Не скажи. Я любопытная.

Олигофрен ткнул меня в бок, я восприняла это как приказ замолчать и замолчала.

Водитель вдруг резко затормозил, и мы дружно ткнулись в переднее сиденье. Вслед за этим сбоку что-то грохнуло. Сонька завизжала, и я тоже: от страха и из солидарности. Машину начало разворачивать, стекла подернула рябь, а водитель уронил голову на руль, странно вытянув шею. Олигофрены размахивали оружием, «кузнечик» красочно матерился, а мы, свернувшись с три погибели, закрыли головы руками и жалобно выли.

Слева завопил олигофрен. Машина во что-то врезалась и замерла, рядом бабахнуло, а дверь справа открылась. Олигофрен проворно выскочил и вдруг упал, уронив голову на порог машины. «Кузнечик» все еще матерился и пытался открыть свою дверь. Ее, как видно, заклинило. Я повернула голову и рядом с собой увидела второго парня с простреленной шеей, его кровь была на моем плече. Хотелось заорать погромче, но почему-то не получалось. Я попыталась от него отодвинуться. Потеряв опору, тело начало заваливаться, естественно, на меня. Соньке было не легче: она полезла в дверь, но голова на пороге ей мешала, а переступить через нее подруга не решалась. «Кузнечик» все еще сражался с дверью, тут она открылась, и чей-то глумливый голос произнес нараспев:

— Какие люди!.. Вылазь, Каланча. — В этот момент и нас заметили. Глянь, Димка, да у них тут девочки…

Димка глянул: в двери появился лохматый ухмыляющийся парень с полными губами и сломанным носом.

— Мамочка моя, — сказал он и подмигнул. Нас извлекли из машины, не скажу чтобы вежливо. Метрах в двадцати стоял микроавтобус, к нему подтащили «кузнечика», или Каланчу, тот упирался, изо всех сил стараясь высвободиться. Однако два дюжих молодца висели на нем, точно приклеенные, и шансов одолеть их у него не было.

Его швырнули в микроавтобус и нас вместе с ним. Любопытная бабка в доме напротив выглянула в окно, но тут же задернула штору. А мы покатили по улочке, тихой и малолюдной. Новых знакомцев я насчитала пятеро. Они так радовались встрече с Каланчой, что и нам впору было за них порадоваться, но как-то не получалось.

— Слышь, Каланча, — приставал Димка, — Чижа ты кончил? А он Славкин брат, не позавидуешь, честно говорю… даже жалко — тебя…

— Да пошел ты… — сплюнул «кузнечик», сидя на полу, было это для него из-за длинных ног страшно неудобно, его ноги, кстати сказать, и нам здорово мешали. Димка лыбился, размахивал пистолетом и продолжал болтать:

— С девочками катаешься? Девочки у тебя ничего.

— Он нас убить хотел, — сказала Сонька и неожиданно пнула «кузнечика» в бок. — У, гад, одно радует: тебе теперь тоже башку оторвут.