Онлайн книга «Курица в полете»
|
Она сошла с ума! Второй раз превзошел все ее ожидания. У Витьки был опыт, и Элла, как и весь двор, знала, откуда этот опыт. Ему едва стукнуло четырнадцать, когда его затащила к себе в постель не слишком молодая, но весьма любвеобильная дама — жена капитана дальнего плавания. Капитан, далекий от идеала женщин — слепоглухонемым он не был, — узнав о том, что Тамарочка спуталась с четырнадцатилетним пацаном, пришел в ярость, избил жену до полусмерти, но не развелся — это могло повредить его карьере, а переехал с Пушкинской куда-то в новый район. Больше Тамарочку никто в их дворе не видел. Но вскоре Витьку арестовали по подозрению в краже. Его мать была уверена, что это дело рук капитана. Короче, Витьке дали три года, и последние полгода он досиживал уже во взрослой колонии, — Витечка, — спрашивала Элла, глядя в его невозможно красивые и очень любящие глаза, — Витечка, ты и вправду ничего не крал, а? — А если б крал, ты бы меня меньше любила? — Нет, наверное, но все-таки… — Да не крал я, не крал! Вон и на работу меня взяли, и вообще я завязал! — А с чем завязал, если не крал, а? — Ну, Элка, тебе бы прокурором быть! — восхищался Витька, так и не ответив на ее вопрос. Она понимала: что-то там все же было. Он никогда ни словом не обмолвился о зоне, а если Элла спрашивала, твердо и неизменно отвечал: — С этим покончено, Элюня! И вспоминать не хочу! — Но ты теперь возьмешься за ум? — Элюня, кончай с нотациями, иди лучше ко мне! Это и вправду было для нее лучше всего, она совсем не могла без него жить, но некоторое время, месяца два, им удавалось таить свой безумный роман от всех. Когда кончились занятия в школе и Элла с бабушкой перебрались на дачу в Аркадию, все стало еще проще. Каникулы — святое время! Утром Элла убегала на пляж, купалась, плавала, загорала, а потом, оставив на пляже свое полотенце и книжку, тихонько смывалась. В условленном месте ее уже ждал Витька со своим стареньким мотоциклом, подарком старшего, брата, живущего в Ильичевске. И они мчались в крошечный, полуразвалившийся курень на Четырнадцатой станции. Они никак не могли насытиться друг другом. А однажды, наврав бабушке с три короба, она уехала с ним на Каролино-Бугаз, туда, где Днестр впадает в Черное море. В будни там пустынно — и вместо тесного, не слишком опрятного куреня к их услугам было море, небо и песок. И солнце, конечно! Они загорели дочерна. — Элюня, — сказал вечером Витька, когда они сидели у костра, — давай поженимся, а? — Давай! — легко согласилась Элла. — Но нас не распишут! Мне же только пятнадцать. — Черт, я когда на тебя смотрю, не верю просто.., ты такая… И буфера у тебя как у… — Не смей так говорить! — оскорбилась вдруг Элла. — Ладно, прости. Титечки… — Прекрати! — Ладно, ты лучше скажи, пойдешь за меня, а? Если скажешь «да», я знаю, как быть, чтобы нас расписали. — И как? — Ребеночка заделать! — Спятил, да? — Почему? Все продумано. Заделаем ребеночка, как только дадут справку о беременности, пойдем получим разрешение, и ты еще успеешь сделать аборт! — Аборт? — возмутилась Элла. — А что такого? Это небольно, говорят, бабам дают веселящий газ — и это кайф! Правда, потом неделю трахаться нельзя… Но как-нибудь потерпим. — Мудак! — сказала девочка из приличной семьи. — Думаешь? — Уверена! — Значит, не хочешь замуж? — Замуж хочу, а аборт не хочу! Давай лучше знаешь как сделаем? — Ну? — Расскажем бабушке, все ей объясним, и она позволит нам жить вместе, нерасписанными. А когда мне исполнится восемнадцать, распишемся. По-моему, здорово! У нас большая квартира… — Ага, так твоя бабка меня и пустила, жди! Я ж для нее уголовник! — Ты не знаешь мою бабушку! И ты еще будешь ей помогать! — Тесто месить, что ли? — Нет, будешь отвозить на своем мотоцикле заказы! — Ага, я в кино видал, как в Нью-Йорке какой-то парень развозил пиццу в коробках. Кстати, ты когда-нибудь ела пиццу? — Ага. Бабушка делала по заказу одной тетки, у которой муж итальянец. — А что… Может, ты и права… Попробуй! — Что? Поговорить с бабушкой? — Ну да, чем черт не шутит… Она ж у тебя и сама вовсю еще гуляет, должна понять молодежь. Значит, ты согласна? Да? — Да! — В таком разе закрой глаза. — Зачем? — Кому сказано, закрой глаза. Она закрыла глаза, но сердце отчего-то тревожно забилось. — А теперь смотри! Он протягивал ей раскрытую ладонь, а на ладони лежало кольцо. Золотое, с синим камнем в оправе из меленьких стеклышек. — Это что? — Сама, что ли, не видишь? Кольцо. Между прочим, не хухры-мухры, а настоящий сапфир с брюликами. — Откуда? — помертвела она. — Думаешь, краденое? — усмехнулся он. — Не боись, это еще прабабки моей. Бери, считай, что обручальное! — Тебе его мама дала? — Не, мать вообще не в курсах! Это прабабка мне завещала. — Не ври! — Да не вру я! — Нет, врешь! Витька, где ты кольцо взял? Хотя я и знать не хочу! Отнеси его туда, где взял, слышишь? — А ты чего это раскомандовалась? — Потому что с вором я жить не желаю! — Да что ты заладила: «вор», «вор»! Если хочешь знать, кольцо мне и вправду прабабка оставила, отцова бабка, она мать мою на дух не переносила, а когда помирать собралась, своей дочке, моей бабке, сказала: пусть кольцо фамильное Витьке достанется, чтоб он своей невесте подарил. А ты: «вор», «вор»! Если б я кольцо украл, я б его заныкал, а не стал бы тебе дарить, или бы продал Вадьке-часовщику. — А Вадька что, краденое скупает? — А ты думала? — Витечка, ты не врешь? — нежно проворковала Элла, которой смертельно хотелось поверить, что кольцо с сапфиром и брюликами — семейная реликвия. — Ох, ты меня достала! — Он завалил ее на песок и стал целовать. Это было куда убедительнее любых клятв. МОСКВА Элла приехала к австрийскому посольству, готовая, стоять в долгой, нервной очереди, но, к ее удивлению, народу было совсем немного, в дверях выдавали анкеты и стояли лавочки и стол, где можно было эти анкеты заполнить. А внутри веселый седой ветеран то ли войны, то ли компетентных органов с прибаутками просматривал документы, откладывая в сторонку то, что не нужно. |